мы недолго. Там, где стали попадаться высокие лиственницы, вездеход, рыкнув, повернул к западу. Еле уловимо запахло дымом. Подбросило чуть сильнее, и вездеход остановился. На этот раз водитель вылез через боковую дверь с причитаниями.
– Итить твою лесной богородицы компас! Бога душу долбаный пень, прости господи!
– Что?
– Разулись снова. Второй раз уже за сегодня! Палец выскочил.
– Домкрат давай, нечего голосить. И лом достань. У тебя в коробке есть кто живой?
– Двое. Лом с другого борта достанешь. – Он снова нырнул в кабину и вернулся с домкратом. Как он его там разместил?
– Подкладки где?
– В кузове.
Я спрыгнул с крыши и постучал прикладом в железный борт.
– Вылазь, работать будем. Чурки захватите.
Из недр появились двое низких мужиков, одетых в выцветшие бушлаты.
Водитель, видя, как я по-хозяйски отцепил лом, спросил:
– Так ты что, свой? Ты куда идёшь?
– Шас клифт22 одену и бабочку повяжу. Не видно что ли? На Хайгдже иду. А вы куда едете?
– Медведя жрать. Немного не доехали.
…На берегу небольшой речушки стояло несколько бревенчатых домиков и чумов. Посреди поляны горел большой костёр, на треноге висел огромный закопчённый котёл. Вокруг столпились разношёрстно одетые люди. Национальные костюмы оленеводов перемежались с брезентом, ватниками и даже пальто. На грубо сколоченном столе уже стояли бутылки с водкой и тарелки. Один человек доставал из котла куски мяса. Мне подвинули тарелку.
– Благодарю. Что это?
– Медведя! Э, как вкусно!
– Медведя не буду.
– Мы его очень долго варили. Лапу ешь, лапу! Она жирная, сама в рот прыгает.
– Не буду лапу!
– Это же лапа! Она такая…, – говорящий закатил глаза от удовольствия, – там эти, ну такие, которые, хрящики, и мясо с жиром. Сочно, вкусно!
– Не, медведя не буду, – вновь повторил я.
– Ну тогда пей. Оленины человеку подайте на закусь! Хлеб сам доставай.
Гулянка шла полным ходом. Курили, не вставая из-за стола. Народ потихоньку поплыл. Нашлись темы для общих разговоров.
– Вот скажи мне, ты ж в городе живёшь, когда кризис кончится? – обратился ко мне сидящий по левую руку пожилой мужик в телогрейке. – По телевизору только и говорят: кризис, кризис. У нас то война, потерпите, то после войны восстанавливать надо, потерпите, теперь кризис, снова потерпите. Год кризис, два, три, я понимаю. Но как перестройка закончилась, так и понеслось – кризис. Пожить хочется спокойно. Теперь вот санкции. Да об колено! – Он громко приложил кружку об стол. – Мы что, часть Америки, при чём тут их санкции?!
– Ты живёшь, и живи. Какой кризис? И деньги льются, только не туда, и за границей люди отдыхают, и дворцы себе
Пинджак с кармана́ми. (жарг.)
