наша эскадра подняла якорь, и мы поплыли в открытое море. Началась совместная стрельба по мишеням. Никто не мог сказать, вернемся мы к первоначальной стоянке или нет. Я уже стал упрекать сам себя за нерешительность, так как полагал, что упустил свой шанс. Но после того, как наша эскадра продемонстрировала мощь советских орудий, мы развернулись и ночью вернулись к исходной стоянке. И тут, вероятно, Бог на небесах проявил ко мне свое особое расположение, так как по неясной мне до сих пор причине именно нашему эсминцу был отдан приказ снять якорь и на следующее утро лечь ближе к суше.
Теперь всего лишь одна неполная миля отделяла меня от берега. На корабле можно было слышать раздающийся с берега ослиный крик из Эль-Салума.
Очевидно, наступал мой час. Сейчас или никогда.
В корабельной библиотеке я прочел все, что только было возможно, о Ливии. После этого я перешел к «оперативному дознанию» и спросил рулевого, когда мы поплывем в Александрию. (На самом деле мне хотелось знать, как долго мы еще будем лежать перед берегом.) Он ответил мне открыто и раздраженно:
«Александрию не увидим. Послезавтра мы отсюда уплывем».
Итак, оставалось еще две ночи. Я решился на побег еще в тот же день, в ночь с 14 на 15 ноября.
Я начал приготовления, незаметно сбросив за борт все письма и документы, переоделся в легкий тренировочный костюм и кеды, запасся флягой с пресной водой и несколькими иголками на тот случай, если в воде меня схватят судороги. Море казалось теплым, но необходимо было позаботиться обо всем.
Ночью с помощью крепкого каната я сбросил все свои вещи через борт. Так мы тайно стирали свои вещи. А сейчас мне был необходим этот канат, чтобы спуститься в воду.
Когда наступил комендантский час, я лег на узкие нары на матросской палубе и притворился, что сплю. Необходимо было дождаться двух ночи, когда на командном мостике останется только двое вахтенных сигнальщиков. Как я неоднократно убеждался, в это время вахтенные бывали не особенно начеку.
Три дня назад мне исполнился 21 год. Мои сверстники на родине ходили в университет, работали, веселились и танцевали, праздновали свадьбы и пили дешевое вино. Они участвовали в комсомольских встречах, копили деньги на магнитофоны и пели песни Высоцкого; ходили в походы, читали книги Эренбурга и боролись с американским империализмом, мечтая о западных джинсах. Они отправлялись в Сибирь на коммунистические стройки, декламировали строфы Евтушенко. Эта была их жизнь, с которой большинство почти безропотно соглашались. Другой не знали ни они, ни их родители, родившиеся после 1917 года. Я был одним из них – типичный московский парень шестидесятых, не хуже и не лучше, чем большинство. Я мог отслужить на флоте, вернуться домой, найти подходящую работу и жениться на любимой девушке… Но мной судьба распорядилась иначе. Сейчас, очень скоро, с минуты на минуту мне предстояло расстаться с прошлым и фактически его предать… Своим побегом
