все заказанные мной ручки, карандаши и прочую канцелярку для главного редактора и нас со Светой.
Кабинет Петра Алексеевича – начальника АХО – находился в самом низу, на первом этаже, в конце длинного коридора. Там всегда было тихо и почти никто не ходил. Все кабинеты были со звукоизоляцией, чтобы никому не мешал шум разгружаемой машины.
Я прошла в конец коридора, набрала код на двери (так как там хранилась куча всего ценного, код от кабинета знали немногие, да и Петр Алексеевич его постоянно менял) и вошла внутрь.
Пип-пип-пип – дверь закрылась.
– Петр Алексеевич! – закричала я, входя в просторную и светлую комнату, в которой всегда царил потрясающий воображение хаос. – Это Зотова, вы меня вызывали?
Я не успела даже вскрикнуть. На меня налетело что-то большое и темное и, зажав мне рот, грубо оттеснило к одной из стен.
Это был мужчина. Во всем черном, с восточными чертами лица – я никогда не видела его у нас. Он так приложил меня головой о стену, что на миг у меня перед глазами все почернело.
Я пыталась оттолкнуть этого мужчину, но он был сильнее. Намного сильнее. Одной рукой держа мои руки, второй он шарил по всему телу. Это было безумно неприятно.
«Соберись, Зотова! Давай же, соберись!»
И, зажав в кулак всю свою волю, я вывернула руки – о боги, как же это было больно! – и с размаха ударила мужика в челюсть, а затем – между ног, и когда он, скрючившись, осел на пол, подскочила к телефону.
Телефон стоял совсем рядом. Это было чистым везением – ведь обычно у Петра Алексеевича его днем с огнем не сыщешь…
Сорвав трубку, я набрала внутренний номер Громова.
– Алло? – слава небесам, он снял трубку сразу!
– Максим Петрович, – я завопила что есть мочи, – я в АХО, помогите! Помогите! Я… А-А-А!
Потенциальный насильник, кажется, оправился от ударов и, схватив меня за волосы, вновь впечатал в стену, да так сильно, что у меня искры из глаз посыпались. Резким движением он разорвал мою рубашку пополам. Я попыталась остановить его, за что и поплатилась – кулак мужчины попал мне в челюсть.
Я упала на пол, чуть не ударившись головой об угол стола. Это был конец, я понимала. Потому что он уже разорвал мне брюки и трусы, зафиксировав меня на полу так, что я не могла двинуть ни ногой, ни рукой. И, судя по треску, та же участь постигла мой лифчик.
Его руки обхватили мою грудь, и я даже не могла кричать, так было больно… А он развел мне ноги в стороны, прижав их к полу, и…
Оглушительный грохот! Мат, звук удара – и меня отпустили…
Это был Громов. Ворвавшись в комнату, он снес с меня этого мужика всего одним ударом, а вторым отправил его в глубокий нокаут.
В этот момент Громов полностью оправдывал свою фамилию – его глаза метали громы и молнии, да и дверь он, кажется, не открыл, а просто выбил…
Опять выругавшись, Максим Петрович снял с себя пиджак и накрыл им меня. И только потом выпрямил мои ноги, которые я продолжала
