знакомая ей сила снова встает из тайников ее тела и хватает ее за горло. Дух борется. Дух протестует против темного ига, которым грозит ей страсть. А все нервы жаждут подчинения, жаждут радости покорного самозабвения… Все тело тоскует о давно не испытанной ласке. И, обессиленная этой борьбой, горько плачет артистка… Она предчувствует поражение духа и победу плоти.
В этот вечер она играет Парашу-Сибирячку Полевого. Это дочь ссыльного, которая тайком от отца бежит из Сибири в Петербург, чтобы вымолить у Александра I прощение преступнику. Садовников сидит в ложе, не спуская с нее глаз. Жуткий трепет весь вечер держит в напряжении ее нервы. По какому-то таинственному наитию в этой заигранной пьесе она находит новые звуки и жесты, создает новые штрихи. Но лучше всего она в мелодраме с прохожим. Это пантомима под музыку Болле. Параша прощается с родительским домом и плача уходит… Ни одного слова. Но лицо ее и жесты красноречивее слов.
Она видит, как Садовников перегнулся через барьер и с увлечением аплодирует. Выходя на вызовы, ему первому она кланяется. Разве не для него одного играла она нынче?
Все глядят теперь в эту ложу. Все шепчутся. Гастролера узнали.
За кулисами он целует руку артистки. А у нее пальцы похолодели. Лицо пылает. Ослабели ноги… От него пахнет вином. Ей это неприятно. Но какие чудные слова говорит он ей! Даже плакать хочется… Он искренне восторгается Нероновой. Добродушно вышучивает актера, игравшего ее отца, Неизвестного.
После драмы Полевого идет водевиль Ножка, переделанный с французского. Надежда Васильевна-Лиза очаровательна… Она точно создана для этого легкого жанра. Она кокетлива, грациозна, полна юмора. А главное – у нее дивная ножка, которой здесь необходимо щегольнуть. Все мужчины в восторге.
Мосолов – сапожник Роде – великолепный партнер для Нероновой. Их обоих вызывают без счета…
Наконец свободна!..
Она спешит домой. Все ли приготовила Поля?..
Звонок. Вся смятенная идет она ему навстречу. Разлад терзает ее. Сердце настойчиво требует счастья. Рассудок твердит: «Безумие! Не поддавайся…»
– Ах, уж и порадовала ты меня, Наденька! – мягко говорит он, гладя ее руку и целуя в ладонь.
А Надежду Васильевну опять бросает в дрожь от этой интимной ласки.
– Садитесь, Глеб Михайлович, вон туда…
– Зачем туда? Я хочу рядом… Вот так… Эх, Наденька! Талантище у тебя какой!.. Свежесть, самобытность… Все ты по-своему рассказываешь… все по-своему толкуешь… Я уж это на репетициях заметил… И чудно, и хорошо… И веришь поневоле… Но чем ты меня удивила, это водевилем… Настоящая француженка… Какой заразительный смех! Сколько жизни!
– Я счастлива, что понравилась вам!
– Откуда это все в тебе, моя деточка? Права была Репина, когда в тебя сразу поверила! И такая обида, что не попала ты на казенную сцену теперь, когда Репина ушла!..
– Какая ж обида, Глеб Михайлович? Сами вы говорите, ходу не дадут, затрут… И десять у вас начальников… Вот же вы ушли…
– Так-то
