чем?
– Да вот что помрем и забудут нас…
– Нет, Глеб Михайлович… Мне и мысли эти в голову не приходят…
– Вот ты какая! А зачем на сцену шла?
Она отодвигается.
– Как зачем? Разве мало счастья – играть? Да для меня вся жизнь в этом! Не для других играю. Для себя… А если еще и публика любит, больше мне ничего не надо!..
Он пристально смотрит на нее.
– Счастливица ты, коли так… Не грызет тебя, видно, зависть… Ну, подвинься! Дай ручки твои… Перецелую все пальчики… Ха!.. Ха!.. Не бойся… Не откушу…
Он, смеясь, забирает себе в рот эти трепетные пальцы, сжимает их крепкими зубами. И Надежда Васильевна испуганно вскрикивает.
– Пейте же чай! Простынет…
– Ну, что мне твой чай!.. Я вино люблю… Это что? Лафит? Умница!.. Знала, чем угодить… Выпьем, что ли, за твою славу!..
– Не пью…
С огорчением она следит, как он пьет стакан за стаканом… Зрачки его сузились. Лицо потемнело. Он хочет ее обнять. Но она уже овладела собой и отстраняется.
– Не люблю, кто пьет, Глеб Михайлович! Пустите…
– А кто не пьет?.. Строптивая… Неужто так противен тебе?
– Нет… Вы мне очень нравитесь… но…
– А-га!.. А я, Надя, влюблен в тебя… Ей-богу! С первого мига влюбился…
Она недоверчиво улыбается.
Сверкнув глазами, он тянет ее к себе. Хочет посадить на колени. Ее тонкие брови хмурятся.
– Глеб Михайлович, я не привыкла к такому обращению…
– Извините, королева! – Он мгновенно выпускает ее из рук. – Вы короля боитесь? – вкрадчиво спрашивает он.
– Нет у меня никакого короля.
– Пажа не хотите огорчить изменой?..
– И пажа у меня нет…
– Жар-птица! – срывается у него. – Шутишь, Наденька?
– Нет, Глеб Михайлович… Я не из тех, кто шутит любовью.
– Вижу, что не из тех… Откуда ты взялась такая… трагическая?.. А у нас, милая, все игра, все шутки… На сцене играем, в жизни шутим… Эдак легче: не хватит нас для искусства, если в жизни будем страдать. На сцене любим, ненавидим и плачем настоящими слезами. А для жизни ничего не остается. Точно лимон выжатый.
– Я… не умею легко жить, Глеб Михайлович…
Грусть в ее лице и голос, ее искренность, полное отсутствие кокетства – все это ново для пресыщенного человека. Это подкупает невольно.
– Или уж обожглась, деточка?
Она опускает голову.
– Плюнь, Наденька!.. Ты себе цены не знаешь… Вот сядем сюда, на диван… Положи голову мне на грудь. А я тебя обниму… Да не бойся!.. Я не насильник… Свистну, набежит ко мне этих баб, отбою не будет… Надоели… А ты славная… Особенная какая-то… Дай губки!
Как опьяненная, ничего не сознавая, Надежда Васильевна, закрыв глаза, дает себя поцеловать.
