как попугай, повторяешь слова? Опять размечталась? Фу ты, Господи!.. Какая невозможная голова!
Маня тянется всем телом, с какой-то истомой. Улыбка раскрывает ее губы.
– Нет! – вдруг твердо и сознательно говорит она, опуская руки и глядя на подругу. – Я не хочу Учиться! Надоело…
– Вот те раз!.. А чего ж ты хочешь?
Маня долго молчит, глядя вдаль.
– Я хочу… жить…
И в это коротенькое слово она вкладывает столько значения! Такими таинственными обещаниями веет от ее голоса и лица, что Соня мгновенно смолкав Задумывается и… вспоминает Штейнбаха.
Маня «от скуки» учится запоем. И шутя становится третьей ученицей. Соня кончает на золотую медаль.
Два раза в неделю то Аня, то Петя навещая сестренку. И для всех это праздник. Как хорошо быть любимой, быть всем для людей! Маня не знает, кого она любит больше: родных или милую фрау Кеслер.
20 мая Анна Сергеевна уезжает с утра, взволнованная и принаряженная. А возвращается только к вечеру.
Ей отпирает брат. Он ждал ее, сидя в сумерки у открытого окна.
– Ну?… Ну что же? – отрывисто спрашивает он. – Расскажи по порядку, – говорит он ласково.
Анна Сергеевна рассказывает… Она поспела к началу молебна. Как это было торжественно! Все в белом, в собственных платьях… Маня лучше всех. Боже мой, какая она прелестная! Какой румянец! Какой блеск в глазах!
Петр Сергеевич добродушно смеется и становится похож на старичка. Да, глаза у Мани хороши… Ее глаза. Оба задумываются.
– И веселая она нынче? – спрашивает он наконец, подавляя вздох.
– Ах, удивительно!.. Просто – птичка… Все время смеется… Эти ямочки на щеках…
– Как у нее! – задумчиво говорит он.
– Удивительно похожа! Помнишь? На тот портрет, в бальном платье?
– Ну что ты? Куда ей… А рот? А нос? Нет! Ей далеко до матери! – с гордостью говорит Петр Сер-геевич.
– Итак, она опять к Горленко едет? Прекрасно… Ты, конечно, нынче ей ничего не сказала? – вдруг шепотом спрашивает он.
– Ничего… Не могла, Петя Это выше моих сил. Скажи ей сам.
– Да, да, конечно. Я бы давно сказал…
– Нет, Петя… Надо осторожно. За что было ей испортить первый день свободы? Ее лучший день?
– В письме этого не скажешь… Теперь до осени, значит? – И в голосе его звучит облегчение.
– Да. Вообще, чем позже она узнает, тем лучше! Надо исподволь подходить с такими жестокими разоблачениями…
Выходит долгая-долгая и грустная пауза.
– Она обещала писать? Анна Сергеевна молчит.
– Как ты думаешь, Аня? Любит ли она нас хоть немножко? Вот она даже не огорчилась, что нельзя сюда приехать… нельзя видеть мать. А может быть, ей этого хотелось?
Робкой надеждой дрожит его голос. Он тщетно Ждет ответа. Заглядывает в бледное, измученное лицо сестры.
Она спит.
…Что
