этом спасибо!
Чернов демонстративно молчал.
После обеда все разошлись, выпив все вино и оставив хозяину одни объедки. В передней Потапов, опять-таки плотно притворив за собой дверь, шептался с нянюшкой. Она сама выпустила его. И долго ещё после его ухода глаза её светились.
– Кто это был? – спросил её Чернов, ковыряя в зубах.
– А тебе зачем? – отрезала нянюшка. – Был, да весь вышел.
– Его зовут Степан Понятов! – нахально кинул Чернов.
Руки старушки дрогнули и замерли на столе, где она прибирала посуду. Она поглядела на Чернова и молча ушла на кухню.
А Чернов пошел в переднюю. Он почуял «тайну», и сердце его взыграло.
– Эт-то что такое? – Он ухватился за чемодан пермяка. – Так и есть!.. Набит чем-то грузным… Уж и пропадет Андрюшка когда-нибудь с этим народом! – вздохнул он и завалился на боковую, тягуче выговаривая, словно смакуя: – На-хал-л… Вот нахал-л!.. Уди-ви-тель-ный нахал!..
Вдруг нетерпеливо затрещал звонок, раз, другой… третий… Кухарка опрометью кинулась отворять.
Тобольцев вошел в неописуемом волнении. Увидав Чернова в халате, на тахте окурки папирос, недопитую рюмку ликеру на столике, он проявил внезапно сильное раздражение.
– Опять ты валяешься? Сколько раз просил не сорить!? Это хлев какой-то… Авдотья! Нянечка!.. Тряпку! Щетку!.. Скорей!
– А как насчет обеда?
– Не буду я обедать…
«Назюзюкался, видно, в трактире», – сообразил обиженный и растревоженный Чернов.
– Фортки растворите! Все закурено, заплевано… Мерзость!
Он метался по комнате, ероша волосы, злой, как никогда.
Чернов перепахнул полы халата и сел на «Лизиной» тахте, допивая ликер. Он не привык к такому крику и тону.
Увидав чемодан в углу, Тобольцев пришел в ужас и успокоился только, когда кухарка заявила, что гость ночевать не будет.
– Ну, да ладно! Ступайте, пожалуйста!
– Кто это ещё, нянечка? – хмуро, но мягко спросил он старушку, смахивавшую пыль с письменного стола. – Кого там нелегкая принесла?
– Кто ж его знает?.. Из Перми, слыхать, – равнодушно сообщила старушка, не оборачиваясь. – Ночевать его я не оставила.
– Из Перми?.. Чернов, ты не знаешь фамилию? – тоном ниже спросил Тобольцев. Его охватило странное предчувствие.
– По-ня-тов… По-пя-тов, – точно читая по слогам, небрежно припомнил Чернов.
– Неужели? – радостно крикнул Тобольцев и замер с расширенными глазами… «Ах, черт!.. Вот досада! Днем бы раньше… Какое счастье! И какое несчастье в то же время!»
В передней он остановился перед старым чемоданом. Он самый… «Прощай… прощай… прощай!.. И помни обо мне!..»
Сердце Тобольцева дрогнуло. Влажными глазами он глядел на пыльный чемодан.
– Нянечка! – позвал он. – Подите сюда!
И голос его дрожал.
Нянюшка, как молоденькая, кинулась на зов.
Кабинет
