что я англичанин.
Мессир Гийом ухмыльнулся:
– Ты катар, француз из Лангедока. Кто знает, кто ты такой? Ты сын священника, полукровка еретического происхождения.
– Я англичанин, – повторил Томас.
– Ты христианин, – возразил мессир Гийом, – и Бог возложил на тебя и на меня долг. Как ты исполнишь этот долг в английском войске?
Томас ответил не сразу. Действительно ли Бог возложил на него долг? Если так, он не хотел признавать его, поскольку это означало поверить в легенду о Вексиях. В тот вечер после встречи с братом Жерменом Томас поговорил в саду мессира Гийома с Мордехаем и спросил старика, читал ли тот Книгу Даниила.
Мордехай вздохнул, словно его утомили подобные вопросы.
– Много лет назад, – ответил он. – Много-много лет назад. Это часть Кетувима, писания, которое должны прочесть все молодые евреи. А что?
– Это пророк, да? Он предсказывал будущее?
– Вот те на! – воскликнул лекарь, сев на скамейку и теребя худыми пальцами раздвоенную бороду. – Вы, христиане, утверждаете, что пророки предсказывали будущее, но на самом деле они не делали ничего подобного. Они просто предостерегали Израиль. Они говорили нам, что если мы не исправимся, то нас постигнет смерть, разорение и ужас. Это были проповедники, Томас, просто проповедники, видит бог, и они были правы насчет смерти, разорения и ужаса. Что касается Даниила… Он был странный, очень странный. Его голова была наполнена мечтами и видениями. Он был опьянен Богом.
– Но не кажется ли тебе, что Даниил предсказал происходящее сейчас?
Мордехай наморщил лоб:
– Если Бог пожелал от него этого, то да, но с чего бы Богу желать это? И я допускаю, Томас, что Даниил мог предсказать происходящее теперь здесь, во Франции, но какой интерес это могло представлять для Бога Израиля? Кетувим полон фантазий, видений и таинств, и вы, христиане, видите в нем больше, чем когда-либо видели мы. Но стоит ли принимать какое-то решение только потому, что когда-то давным-давно Даниил наелся тухлых устриц и перед ним возникли яркие видения? Нет, нет и нет. – Он встал и поднял к свету бутыль с мочой. – Верь тому, что перед твоими глазами, Томас, тому, что пахнет, что ты можешь слышать и ощущать на вкус, что можешь увидеть и потрогать. Прочее опасно.
Томас взглянул на мессира Гийома. Он полюбил этого француза, чья загрубевшая в боях внешность скрывала доброе сердце, и знал, что влюблен в его дочь, однако у него был более важный долг – долг верности.
– Я не могу сражаться против Англии, – сказал он, – как и вы не можете поднять копье против короля Филиппа.
Мессир Гийом только пожал плечами:
– Тогда сражайся против Вексиев.
Но Томас не мог чуять, слышать и ощущать на вкус Вексиев, он не мог видеть их и потрогать. Он не верил, что южный король пошлет свою дочь на север. Не верил, что святой Грааль укрыт в каких-то еретических крепостях. Он верил в силу тисового лука, натяжение пеньковой тетивы и мощь стрелы с белым оперением, поражающей врагов короля. Думать о темных
