– в особняке Госкино СССР в Гнездниковском переулке. И, согласно традиции, после оглашения очередного приговора очередной кинокартине ее творцов прямо-таки вышибало в сторону Советской площади.
…Там, за богатырски расправленным левым плечом бронзового основателя Москвы, в доме № 6 располагался один из самых популярных в этом городе ресторанов – “Арагви”.
Вот как раз с этим – если иметь в виду ароматы вкусной и здоровой грузинской кухни – здесь обстояло “божественно”. Что признавало даже беспощадно верящее только в марксизм-ленинизм советское руководство. Исключение составлял лишь кое-как питавшийся на дому главный вождь мирового пролетариата. Поэтому висящая до сих пор на общей стене табличка с характерным профилем и надписью “Здесь В. И. Ленин участвовал в заседании Московского комитета РКП(б) 16 августа 1918 г.” не должна создавать у вас иллюзии, что “здесь” – это в “Арагви”. Потому что, во-первых, и дата не та. А во-вторых, гостиницы “Дрезден”, где как раз и происходило отмеченное на памятной доске событие, давно нет. Во время сталинской реконструкции улицы Горького в 1930-х годах здание бывшей гостиницы (тут почти полная аналогия с нынешними временами) взорвали ради возведения престижного здания на престижном месте для особо уважаемых людей.
В лучшие квартиры дома, который и поныне значится под номером шесть, заселили знатных людей Страны Советов – народного артиста СССР, орденоносца Б. Ливанова; выдающегося кардиолога, известного кремлевского врача Я. Этингера, бывшую участницу легендарных чапаевских атак М. Попову, вошедшую в эпос Гражданской войны и народные анекдоты под именем Анка-пулеметчица, и многих других.
Попасть в “Арагви” было все равно что вдруг каким-то чудесным образом на несколько часов перенестись в Тбилиси. Но при этом почему-то оказаться в окружении грузин исключительно “московского разлива”. Они несуетливо располагались под низкими, расписанными художником Тоидзе сводами общего зала. И, чинно приступив к трапезе, совершали нечто совершенно отличное от того, как это обычно бывает у нас. А именно долго и замечательно тостовали. Пили из рога, не опрокидывая его в себя одним махом, а медленно, но неуклонно осушая до дна. Мечтательно вслушивались в мелодии, которые, словно поток небольшого горного водопада, лились и журчали с внутреннего балкона, где располагался маленький оркестрик. Потом начинали петь сами…
В Москве нигде ничего подобного долгие годы не было. В 1941–1945 годах “Арагви” оказался одним из немногих ресторанов, который не был, как другие, закрыт или перепрофилирован в рядовой пункт питания во время войны. Он фактически по-прежнему оставался рестораном высшего разряда – правда, закрытого типа, предназначенного для обслуживания “спецконтингента”. И только ближе к Победе приоткрыл двери пошире.
С “Арагви” тех лет спрос вообще был особый. Там за малейшую недоброкачественность можно было и “высшую меру социальной защиты” схлопотать. Потому что в иных обстоятельствах
