«В часовне спряталась», – догадалась Ника, когда заметила между деревьями два недобрых глаза – тускло светящиеся оконные проемы полуразрушенной церквушки.
Она немного сбавила шаг, чтобы отдышаться, и вдруг поняла, что по-прежнему слышит шелест и хлюпанье.
Прямо за спиной.
Ника обернулась.
Это был бы человек, если бы он… шел. Он двигался, раскинув руки в стороны, похожий на крест. Только ноги не шевелились.
Закричать не получилось. Вместо этого из горла вырвался сдавленный стон.
Ника попятилась к старой часовне, не решаясь повернуться спиной к тому. Споткнулась, растянулась в грязи, но сил на то, чтобы подняться, уже не хватило.
Зажмурилась, спрятала лицо в ладонях. «Сейчас все исчезнет, исчезнет, это просто кажется, этого не может быть никогда и ни за что, мы живем в двадцать первом веке, призраков не существует, их никто не видел, а если видел, то невзаправду, вот и мама все время говорит про духов, можно подумать, духи толпами по нашей квартире ходят, но я ее понимаю, у нее работа, ей приходится говорить о том, во что хотят верить люди, а я не хочу верить в духов и призраков, не хочу, не хочу, не…»
Звяканье. Как будто тащат цепь. А потом он заговорил. Для нежити у него оказался на удивление приятный голос.
– Что, застрял? – Дзынь. И еще что-то вроде кхр-р. – Ничего, сейчас исправим…
Ника сжалась в предчувствии удара. Толчка. Прикосновения. Она не знала, чего ожидать. Хотя нет, знала. Смерти. Внутри все горело. И дышать не получалось. Порыв ветра взлохматил волосы. «Умри-и, – свистнуло в провалах окон часовни и понеслось, петляя между деревьями. – Ум-мри-и-и…» Как голоса сразу всех покоящихся здесь мертвецов.
Но ее никто не трогал.
Ника выглянула из своей внутренней темноты, раздвинув пальцы. Тот никуда не исчез, но он смотрел – если вообще смотрел – в противоположную сторону. А навстречу ему медленно приближался другой. Цепями бряцал именно он. Держа за рукоятки, волочил их за собой по земле в обеих руках. И вел дружескую беседу.
– Да ладно тебе, соглашайся. Говорят, там лучше, чем здесь, – заявил этот Второй, с виду чуть более человечный, чем первый. Цепи взлетели в воздух.
А в следующее мгновение перед лицом Ники опустился занавес. Длинный полог цвета «пепел розы». С кринолином.
– Я ведь говорила-а, не надо было сюда идти-и! – подвывала вновь обретенная Ксюша Лисницкая в перерывах между рыданиями, а сама, между тем, вцепившись ей в руку, тащила Нику за собой – откуда только силы взялись? – в ту самую часовню без окон. Зато с вполне надежной дверью. – Я думала, ты меня бро-осила…
Вдвоем они забились в угол, цепляясь друг за друга и тяжело дыша.
– Я домой хочу-у, – скулила Ксюша. Ника бы тоже не отказалась оказаться у себя дома, но пока те двое оставались снаружи, путь к бегству был отрезан.
Едва восстановилось дыхание, она взобралась на кучу
