А читала она сегодня газеты? Обратила внимание, что один из его самых заклятых чикагских врагов только что отдал богу душу? Туда ему и дорога – одной занозой меньше! А что у них сегодня на ужин? Хорошо бы заказать Адриану рыбу-соль под соусом «Маргери», если, конечно, не поздно. Да, он ужасно занят, никак не развяжется с делами. Ездил в Бостон, в Балтимор, а на днях придется ехать в Чикаго. А насчет этого лондонского дела… он уже кое-что нащупал, и, вероятно, в ближайшем будущем придется плыть в Англию. Не хочет ли она с ним прокатиться? Конечно, он там будет очень занят, но она может поехать в Париж или в Биарриц, а он на субботу и воскресенье будет приезжать к ней на отдых.
У Эйлин от радости глаза загорелись. Она даже рванулась к нему со стула, но тут же вспомнила, какие у нее отношения с мужем, и, сдержавшись, откинулась назад. Она столько натерпелась от него, что теперь ни в чем не была уверена. Но не лучше ли все-таки сделать вид, что она верит, будто, предлагая ей поехать, он действительно жаждет ее общества?
– Ну что ж, – сказала она. – А ты правда хочешь, чтобы я поехала с тобой?
– Зачем бы я стал тебе предлагать, если бы не хотел? Разумеется, хочу. Мне сейчас, видишь ли, предстоит сделать очень серьезный шаг. И он может для меня обернуться очень удачно, а может и нет. Но как бы то ни было, – тут Каупервуд, следуя своему излюбленному правилу, прибегнул к спасительной лжи, не постыдившись сыграть на самых заветных, самых сокровенных чувствах Эйлин, – ведь ты была со мной оба раза, когда я затевал свои предприятия, мне кажется, ты должна быть со мной и на этот раз, когда я задумал третье. Разве не правда?
– О да, Фрэнк! Если это так, как ты говоришь, я хочу быть с тобой. Это будет просто замечательно. Я буду готова, как только ты скажешь. Когда мы поедем? Каким пароходом?
– Я велю Джемисону, – сказал он, имея в виду своего секретаря, – чтобы он узнал все, что надо, и тогда я дам тебе знать.
Эйлин подошла к двери и позвонила Карру, чтобы распорядиться насчет ужина. Она точно ожила. На нее вдруг пахнуло прежней жизнью, когда она делила с Каупервудом его могущество, его успех. Она тут же приказала Карру достать чемоданы и осмотреть их.
А Каупервуд пожелал узнать, как поживают тропические птицы, которых он привез для оранжереи, и он предложил Эйлин пойти вместе. Эйлин, вся сияя, направилась с ним в оранжерею и смотрела на него, не сводя глаз, пока он возился с двумя резвыми трупиалами с Ориноко и подсвистывал им, стараясь раззадорить самца, чтобы услышать его пронзительный крик. Внезапно он обернулся к Эйлин и сказал:
– Видишь ли, Эйлин, я всегда мечтал сделать из этого дома настоящий музей. Я и сейчас покупаю кое-что и уверен, что когда-нибудь это будет одна из самых замечательных частных коллекций. Последнее время я много думал, как бы это мне с тобой уладить, чтобы после моей смерти – ведь рано или поздно, а придется все же помереть, – дом этот сохранился не просто как память обо мне, а доставлял бы радость людям, которые любят такие
