связями мыслей; однако различные опасения, возникающие при толковании любого своего сновидения, удерживают меня от этой работы. Кто собирается упрекнуть меня за такую скрытность, пусть сам попробует быть более откровенным, чем я. На данный момент я удовлетворюсь только что сделанным выводом: если проследить за продемонстрированным здесь методом толкования сновидений, то оказывается, что сновидение действительно имеет смысл и отнюдь не является выражением раздробленности мозговой деятельности, как полагают разные авторы. После завершения работы по толкованию сновидение можно понимать как исполнение желания[92].
III. Сновидение есть исполнение желания
Миновав ложбину и добравшись неожиданно до возвышенности, откуда дорога расходится во все стороны и во всех направлениях открывается прекраснейший вид, можно ненадолго остановиться и поразмыслить, куда обратиться прежде всего[93]. Нечто похожее происходит и с нами после того, как было истолковано это первое сновидение. Нам становится очевиден неожиданный вывод. Сновидение не похоже на неправильное звучание музыкального инструмента, которого вместо руки музыканта коснулась какая-то внешняя сила: оно не бессмысленно, не абсурдно, не предполагает, что одна часть нашей души спит, тогда как другая начинает пробуждаться. Сновидение является полноценным психическим феноменом, а именно представляет собой исполнение желания; его можно включить во взаимосвязь понятных нам душевных проявлений в бодрствовании. Его создала необычайно сложная умственная деятельность. Но в тот момент, когда мы хотим порадоваться обретению этой истины, на нас обрушивается куча вопросов. Если сновидение, согласно сведениям, полученным при толковании, представляет собой исполнение желания, то откуда берется та причудливая и непонятная форма, в которой оно выражается? Какие изменения произошли с мыслями сновидения, прежде чем из них образовалось явное сновидение, которое мы помним при пробуждении? Каким путем произошло это изменение? Откуда берется тот материал, который был переработан в сновидение? Откуда проистекают те особенности, которые мы сумели подметить в мыслях сновидения, например, то, что они могут противоречить друг другу?
Может ли сновидение дать нам какие-либо новые сведения о наших внутренних психических процессах, может ли его содержание скорректировать наши мнения, в которых мы были уверены днем? Я предлагаю все эти вопросы пока оставить в стороне и последовать дальше по одному-единственному пути. Мы узнали, что сновидение представляет собой исполненное желание. В качестве следующего нашего шага мы должны выяснить, является это характерной особенностью всех сновидений или всего лишь случайным содержанием того сновидения («об инъекции Ирме»), с которого начался наш анализ. Ибо если бы мы даже выяснили, что каждое сновидение имеет смысл и психическую ценность, мы должны были бы все же допустить, что этот смысл не является в каждом
В письме Флиссу от 12 июня 1900 года (Freud, 1950а, письмо № 137) Фрейд рассказывает о своем последующем посещении Бельвю, дома, в котором ему приснился этот сон. «Ты действительно веришь, – пишет он, – что когда-нибудь на этом доме будет висеть мраморная доска с надписью: “Здесь 24 июля 1895 года доктору Зигм. Фрейду открылась тайна сновидения”? На сегодня шансы на это невелики». –
В письме Флиссу от 6 августа 1899 года (Freud, 1950
