стоит посреди полей.
Я больше не реву,
Но стакан мне ещё налей.
И за дальним холмом в степи.
Я надеюсь, всё надеюсь, на встречу с другом.
Он застрелился, не услышав «Терпи.
И не слушай эту ругань».
Снопами искр взрываются.
Дни этого летнего месяца.
Я не знаю, как называется.
То во что в жизни верится.
В летних сумерках, в горящей дубраве.
Я буду тихо стоять.
Лес весь в рубиновой оправе.
Смотрю и буду умолять.
Чтобы сердце моё забыло.
Все потери и утраты.
Коими жизнь перекормила.
Я люблю жизнь, ведь у меня одна ты!
Сегодня мне выдали диплом, а еще успел в военкомате пройти приписную комиссию. Теперь у меня до осени стандартный период «никому ненужности». Возможно, осенью заберут в ряды великой и могучей, долг отдавать.
За восемнадцать лет задолжал, пока ходил по городу, пока учился. Задолжал, как и все парни из небогатых обычных семей.
Со своей группой мы шумно отпраздновали окончание учебы и уже за полночь большинство разъехались по домам.
Не успел я лечь спать, как услышал из коридора недовольный голос отца. Отец мой впустил полуночного гостя, хоть и поругался в прихожей немного, это привычно для него.
Это был Гаврила, только выглядел он, не как обычно. Не было в его взгляде уверенности, жесткости. Он заявился ко мне посреди ночи, бледный, потерянный. Впрочем, когда я, отбросив в сторону начинающееся похмелье, вышел в прихожую, отец уже не ворчал, а наоборот вместе с моей матушкой приставал с расспросами к моему другу.
Сначала я решил, что он со своим отцом сцепился, обычное дело, но только вот его бледное лицо и потерянный взгляд раньше в таких ситуациях отсутствовали. Отмахнувшись от родителей, я втолкал Гаврилу в свою комнату. Усадил на диван.
– Что с тобой? Подрался опять? – прохрипел негромко я.
Не сразу, но Гаврила ответил.
– В полиции я был, Костыль. Показания давал.
– Все-таки допрыгался, нашел проблемы! – раздраженно воскликнул я, – Предупреждал же, не надо срываться на улице. Не прыгай на всех подряд…
– Да заткнись ты! – вдруг громко воскликнул он, – это не из-за меня, а из-за вируса нашего. Вова застрелился.
Мои ноги подкосились, но попытка упасть удалась не сразу. Сначала я попал на край компьютерного кресла, а затем, уронив кресло с приличным грохотом, приземлился на ковер. В комнату зачем-то вбежала мама, из коридора выглядывал отец.
Я собрался с силами, поднялся с пола, вытолкал ее, попросив предварительно принести настойку успокоительного для Гаврилы.
Только спустя час он смог нормально поговорить со мной. Или не со мной, скорее это был
