мелко задрожала рядом с первой, и взгляд полководца несколько оживился. Два раза подряд в одно и то же место не промахиваются. Выходит, юный лучник бьет именно в голову чучела. Или же все-таки ему пока невероятно сильно везло…
Третья стрела угодила в район шеи, и правая бровь темника начала изумленно изгибаться. Такого он давненько уже не видел. Следующие две мастерски выпущенные стрелы, поразили поочередно оба плеча, а последняя, шестая, вонзилась в живот.
– Кхе-кхе! – довольно заклекотал Субэдэй.
Прищуривая свой единственный глаз, ткнул рукой в сторону нукера:
– Он заработал право выпустить еще шесть стрел. Пускай стреляет. А мы на него посмотрим…
Не смущаясь, молодец выпустил еще шесть точных стрел и получил в награду двенадцать овец.
На седьмой день назначили смотр…
После объезда тумена Субэдэй приказал взять по четыре сотника и по тридцать начальников десятков из каждой тысячи. Послал темник их проверить состояние оружия, коней и снаряжения в другие отряды.
Он строго предупредил: если начальники второй тысячи проверяют воинов четвертой, то начальники четвертой тысячи не могут проверять воинов второй. И точно так же во всех других тысячах.
Полководец знал, что мелкие наяны, соперничающие между собой, желая выслужиться, спуску друг другу не дадут.
Наблюдать за смотром он послал шестьдесят опытных нукеров из сменной гвардии – по десять на каждую тысячу. Эти нукеры стоили сотенных командиров. Сам он решил осмотреть одну тысячу тумена, затем одну-другую сотню из других тысяч.
Субэдэй лично проверял третью тысячу. И всадники, и лошади были защищены доспехами, в основном из особо вываренной буйволовой кожи, которая для большей прочности покрывалась лаком. Завоевания в Китае и в Средней Азии позволили не только нойонам-тысячникам, но и многим простым воинам иметь железные пластинчатые доспехи.
Трубы пропели «Внимание и повиновение!».
От сотни отборных всадников отделился один сухощавый наян в блестящем ребристом шишаке с пером ворона, в темном халате поверх байданы – длинной, до самых колен, кольчуги. Остановив коня, нойон склонился ниже гривы, показывая узкую спину, и покорно ожидал приближения темника. На своем огромном жеребце он казался со спины юношей, но это был один из старейших монгольских военачальников.
– Говори, Мунлик, – приказал Субэдэй, подъехав на корпус лошади.
Выдержав приличествующую паузу, тысячник разогнулся, глухим голосом прокашлял:
– Мудрейший! Тысяча «Крыло беркута» ждет твоих приказаний.
Щурясь единственным оком, полководец скомкал повод, впился взглядом в морщинистое лицо Мунлика. Он пытался залезть в самую глубину тускловатых старческих глаз, в потаенные мысли тысячника.
Верно ли служит он, как служил прежде, ни разу ничем не запятнав себя? Такие ему нужны. Они уравновешивают
