невинному человеку, который взывает к вашей порядочности? – обличительно произносит Петру. И ведь бьёт по самым болезненным точкам во мне. Жмурюсь, желая пересилить ненависть сейчас к Луке.
– Лия!
– Закрой рот, Лука! Закрой свой рот и уйди отсюда! Ты делаешь только хуже! Она единственная, кто может помочь нам! Уйди! – яростно кричит на брата Петру, толкая того от двери.
– Ещё чего! Давай, неженка, собери силы и отодвинь эту чёртову плиту!
– Пошёл вон отсюда! – толкает Петру его снова.
– Хватит! – зажимаю уши руками и шумно выдыхаю. Тишина наступает моментально, отнимаю руки от ушей и поворачиваюсь к каменному гробу.
Упираюсь руками в неё, а ногами в пол и толкаю. Прикладываю все силы, но у меня их, правда, мало. Толкаю снова и снова, пыхтя от стараний. Подаётся, немного подаётся.
– Ещё… давайте, Аурелия, ещё, – тихий голос Петру достигает меня. Вытираю мокрое лицо от пота и по новой. Толкаю, но она не двигается. Толкаю, что есть мочи и немного открывается тёмное пространство под ним. Неприятный запах спирта и чего-то вроде ладана ударяет по носу. Отскакиваю от каменного гроба, кашляю и вытираю заслезившиеся глаза.
– Что там? – спрашивает Лука уже обеспокоено.
– Не знаю, но воняет жутко, – передёргивают всю. Делаю глубокие вдохи, чтобы удалить из носа этот неприятный запах.
Подхожу снова к плите, но отворачиваюсь от неё, только бы не дышать этим. Толкаю плиту, и она уже легче идёт, ну не особо легко, но и не так сложно, как в самом начале. Как будто ребёнка рожаю и тужусь. Ладони царапает грубый камень, и они кровоточат немного. Щиплет, но продолжаю толкать, закрывая глаза и издавая громкий крик. Вместе с ним плита падает с шумным грохотом, поднимая вокруг меня пыль. Кашляю от неё, как и от запаха, теперь пропитавшего воздух, которым дышу. Опускаюсь на ступеньку, облокачиваясь о камень, и шумно дышу. Трудно это делать, губы уже покрылись корочкой, смачиваю их. Так сухо во рту, а ноги и руки дрожат от усилий.
– Кислород заканчивается, – слышу голос Петру и поднимаю голову на мужчин, стоящих за пределами церкви.
– Значит, ей надо быть немного живее, а не как мёртвой амёбе, непригодной ни для чего. И даже похлёбка была ужасной, а ведь женщина, – недовольно отвечает ему Лука. А мне обидно, знаете ли? Я пыхчу, оказавшись с двумя сумасшедшими, практически умираю, а он обсуждает мою стряпню.
– Аурелия, посмотрите, что вы там видите? – громко просит меня Петру. Но я не двигаюсь, переваривая их слова.
– Лия! Я тебя придушу! Живо подними задницу и скажи нам, что ты видишь! – кричит Лука.
Выставляю руку вперёд, показывая ему средний палец. Поднимая голову, вижу, как оба лица мужчин вытянулись от удивления. Да я сама удивлена не меньше, но обижена и раздражена, устала и хочу домой.
– Пошёл на хрен, урод, – зло цежу я, выставляя вторую руку, показывая то же самое, что и другой.
