наш начинает точить зубы. Тот это знает, и они так из года в год воюют, не уступая друг другу ни на волос. Однажды чиновник попробовал надеть на одного арестанта железные кандалы и как заметил на губах Волка улыбку, – тут же раскаялся в своей неосторожности. Когда он зашел в другой раз, наш добрый приятель уж успел все звенья цепи расплевать по всему полу и молча уставился тому в глаза. Этот взгляд леденит душу.
Немец почувствовал нечто вроде головокружения. Куда, в какое общество он попал?
– Неужели Волк уже целый год здесь? – спросил он с расстановкой.
– О, уж больше. Ему уж скоро выйдет решение. – И калека провел по шее указательным пальцем. – Эту веревку уж трудненько будет перегрызть бедному Волку, – прибавил он.
Кроммер вскочил, как ужаленный. – Ведь не о висилице же вы говорите? – вскричал он, – не о смертном приговоре? О, нет, нет, это было бы слишком ужасно.
– Вещь самая обыкновенная, – сказал писарь. – Наш приятель в недобрый час отправил на тот свет человека, которого ненавидел, вот…
– Неправда! – заревел Волк. – Ты не смеешь говорить этого, горбун, или я раздавлю тебя, как пустую яичную скорлупу.
Писарь потер свои худые руки. – Вечно ты со своими неуклюжими манерами, медведь ты этакий, – сказал он со смехом. – Я-то, конечно, вполне уверен в твоей невинности, да другие не так думают: вот о них я и говорю.
– Чорт бы их подрал! В этом проклятом доме честный малый не успеет и оглянуться, как ему затянут пеньковый галстух. А ты-то что сделал? – обратился он к немцу.
– Я? О, ничего, ничего. Я также невинен, как…
– Как новорожденный белый ягненок, – это само собой понятно. В этом почтенном обществе все только самые настоящие джентльмены.
И по камере вновь прокатился всеобщий хохот. – Может быть, несмотря на это, тебя обвиняют в воровстве? Уж и это довольно скверно. Вы с Волком будете висеть рядом, на одной висилице.
Кроммер почувствовал, что волосы на голове у него становятся дыбом, – Они думают, что я украл бриллианты у лэди Кроуфорд, – со вздохом сказал он – Это была проделка моего двоюродного брата, который и меня тут запутал.
Некоторые из арестантов тихонько засвистали. «Бриллианты лэди Кроуфорд! Не мелко ты, братец, плаваешь. Ну, не миновать тебе свадьбы с дочкой веревочника».
– Вы думаете? – вскричал немец. – Но кто же вешает воров. Если бы даже допустить, что я вор? На моей родине только закоренелых злодеев наказывают смертной казнью.
– Ну, так там я непременно бы стал воровать, – прошу прощения! Даже постаралея бы, чтоб меня напрасно заподозрели в воровстве. Только, видишь ли, приятель, сказал писарь, крепко стискивая руку немца, – мы в Англии, и тебе так же не миновать виселицы, как жизни не уйти от смерти! Тебе бы придумать что-нибудь поумнее, а не раздражать высокопоставленных господ. А любишь кататься, – любя и саночки возить! Давай-ка деньги, мертвый человек, живые-то лучше с ними распорядятся.
Кроммер с силой отдернул свою руку, – Не хочу! –
