обе губы в преддверии приближающейся истерики я веду его, надеясь на то, что не прободяжу сейчас уретру куда-нибудь в бок, в рыхлую клетчатку тазовой полости или, ещё хуже, в саму тазовую полость. С огромным трудом, но катетер куда-то продвигается.
– Стой, – говорит Дима.
В ушах шумит, и я его не слышу.
– Да стой! – говорит он уже громче.
В ужасе останавливаюсь. Что? Получилось? Вижу, что из разреза в мочевом пузыре торчит кончик катетера. Ура. Ура, ура, ура. Я чуть не падаю, обессиленная. Мы сделали это!
– А-а-а! Мы сделали это! – тихо, но эмоционально кричу Диме.
– Всё, зашивай мочевой, – предвосхищает моё падение Дима: видимо, я жутко торможу, раз он пошагово говорит, что и за чем мне нужно делать.
Беру шовник, зашиваю мочевой маленькими узловатыми швами. Дима за непрерывный, но я видела и такой вариант: мне он кажется более надёжным. Проверяем герметичность, через шприц наполняя мочевой физраствором. Не сифонит. Довольны.
Подшиваю ко швам внутренний жирок, чтобы мочевой не прирос, куда не надо. Обмываем его физраствором снаружи, погружаем внутрь и в этот момент в моей голове звучит:
– Он женат.
От неожиданности я вздрагиваю и едва не роняю иглодержатель. Дима смотрит на монитор, а я – на него. Поворачиваю голову вправо и вижу Джая: так зовут моего Ангела. По виду – обычный парень, брюнет, выше среднего роста, с суточной щетиной на щеках и ярко-голубыми весёлыми глазами. Одет в белую льняную рубаху с такими же широкими штанами, и ещё Он очень харизматичен. За спиной – два белых крыла, без которых его с лёгкостью можно было бы принять за обычного человека. Расслабленно сидит на полу операционной, уперевшись спиной с крыльями в стену, и отвлекает меня!
– Димон-то? Ясен пень, он женат, – мысленно отвечаю Джая. – Я знаю это, не отвлекай!
Мне бы сосредоточиться…
– Я не про Диму говорю, – поясняет Джая серьёзным голосом, глядя на меня снизу-вверх и не мигая.
Он говорит про мужчину, который недавно появился в моей жизни и раскрасил её яркими красками. Сейчас! Во время сложнейшей операции!
– И, да! Ты делаешь целых две сложнейших операции: уретростому и цистотомию, – кивает Джая, соглашаясь. – Просто запомни это.
Не знаю, что и отвечать. Из ступора меня выводит Димка:
– Давай я брюшную зашью, а ты стому делай, – он обрабатывает руки и надевает стерильные перчатки.
Видимо, я действительно зависла. Вручаю ему зажим, а сама переключаюсь ниже, чтобы соединить микроскопическими шовчиками слизистую оболочку уретры и кожу. Тут нужен шовник, который не рассасывается. Третий… Четвёртый… Пятый шов… Дима заканчивает шить брюшную.
– Димыч, – констатирую неизбежное. – У меня сейчас истерика… начнётся…
На что он спокойно говорит:
– Подожди,
