завещана ему и деньги от ее продажи Дима может девать куда угодно. Главное, чтобы он был счастлив.
Последние слова прозвучали как-то не очень оптимистично, и Дима понял – мать все же ему не поверила. Он повесил трубку с тяжелым сердцем и, вернувшись в постель, накрылся с головой, как в детстве, когда хотел забыть что-нибудь неприятное. В конце концов ему даже удалось задремать и увидеть нечто вроде сна. В этом зыбком, текучем сне все мелькало и путалось, как будто он видел наслоенные друг на друга разные изображения, но неизменным оставалось одно лицо, которое появлялось все чаще и приковывало к себе взгляд все настойчивее. Лицо принадлежало мужчине лет пятидесяти или чуть старше. Вытянутое, бледное, с шафранной желтизной под пронзительными светлыми глазами, очень подвижное и нервное лицо. Длинный крючковатый нос, чувственные, криво усмехающиеся губы с опущенными уголками, сдвинутые брови – кустистые, рыжеватые, местами вылезшие, словно от какой-то тяжелой болезни. Борода и усы тоже рыжеватые и тоже изрядно поредевшие, словно побитые молью. Высокий лоб, иссеченный морщинами, задумчивый, угрюмый и недобрый взгляд, искры, то и дело вспыхивавшие в его полуприкрытых припухшими веками глазах, – все это уже снилось Диме не раз, и это всегда были странные, тяжелые и тревожные сны. Он не рассказывал о них подруге. Она бы посоветовала принимать успокоительное, набрала бы ему перед сном ванну с травяным настоем, но это не смогло бы защитить Диму от этого сна. Чем больше он нервничал по поводу дома, тем чаще ему снился этот человек. Он даже начинал подумывать о том, чтобы обратиться к врачу – когда все кончится, конечно…
– Ты кричал. – Люда склонилась над ним, ее распущенные волосы свешивались Диме на лицо, щекотали ему шею и грудь. – Я ничего не разобрала. Вроде прогонял кого-то. Не меня, надеюсь?
– Что ты, – пробормотал он, прижимаясь к ней – такой милой, теплой, своей. «В моем возрасте глупо бояться снов! Разнюнился, как мальчишка, стыдно!» На самом деле стыдно ему не было. Тепло и уютно – да. Спрятаться вот так, под одеялом, рядом с тем, кто тебя любит и защитит от… «Плохих снов, договаривай уж! Ты боишься, что он снова тебе приснится, вот тебя и знобит, вот и кричишь не разбери что, а потом слушаешь, как колотится сердце – будто стометровку пробежал. Ты трус, нет – хуже. Ты боишься того, чего даже последний трус не стал бы бояться. Боишься несуществующего!»
– Я сейчас встану, приготовлю завтрак, – потянулась было девушка, но Дима остановил ее, обнял, спрятал лицо в ее спутанных волосах:
– Брось, я не голоден. Побудь со мной, просто побудь!
– Да я здесь, – проговорила она чуть удивленно. – Ты не выспался? Плохие сны?
«Ах, как она права! Почему бы не рассказать? Рассказала же она мне о том, во что далеко не всякий поверит, а уж тем более – квартирой пожертвует! А я поверил! Не испугалась же она, что я приму ее за идиотку!» Но рассказывать очень не хотелось. Просто как-то не моглось – он чувствовал, что человек из сна не хочет этого. «Вот это точно бред! И нормальному человеку об этом говорить нельзя. Люда-то рассказывала
