простыню.
– Господи, – прошептала я.
– Явилась, – вздохнул полковник, – и на том спасибо.
Я хотела было начать задавать вопросы, но тут из столовой раздался вопль Кеши:
– Дегтярев, где белье?
Александр Михайлович юркнул в коридор, ведущий в кухню. Оттуда мгновенно появилась Ирка с чайником.
– Что у нас происходит?
– Дурдом, – резюмировала домработница и скрылась в столовой.
Недоумевая, я пошла за ней, рванула дверь и остолбенела. Столовая, еще утром бывшая нормальной комнатой, превращена в операционную. Большой стол, за которым мы едим, накрыт простынями, его освещают торшеры, которые собрали из всех комнат, у стола орудуют фигуры в халатах. На полу таз с окровавленной ватой и марлевыми тампонами, резко пахнет лекарствами.
– Отойди, – пнули меня в спину, и мимо прошмыгнула Зайка с кастрюлей.
Бледный Аркадий жался у окна с каким-то баллоном, сильно смахивающим на газовый.
Я выпала в коридор, увидела Дегтярева с кипой простыней и рявкнула:
– Что это за полевой госпиталь?
– Сейчас, – пробормотал полковник, – погоди.
Он нырнул в столовую. Я прислонилась к стене. Похоже, там идет операция.
– Жуть кромешная, – сообщил, выходя, Аркадий, – меня тошнит. Какой ужас! Неужели с бедными женщинами так же поступают.
– Да что случилось?
– Ей пришлось делать кесарево, – вздохнул Кеша, – мрак, теперь месяц спать не смогу. Меня заставили помогать…
– Кому кесарево?
– Юне.
– Это кто? – оторопела я.
– Мать, – строго заявил Аркадий, – видишь, как плохо не бывать дома. Агата Кроуль оставила нам мопсиху…
– А-а-а, – вспомнила я, – точно, Юнону. Она еще все под стулом пряталась, толстенькая такая, есть отказывалась.
– Оказалось, что не жирненькая, а беременная, – вздохнул Кеша, – представляешь, как все перепугались, когда она застонала и дергаться начала.
Я слушала, разинув рот. Ольга и Кеша, увидав, что у собачки приключились судороги, кинулись звонить Дениске. Тот примчался и мигом понял, что это потуги. Везти Юню в клинику было уже невозможно, поэтому бригаду хирургов вызвали на дом. Слава богу, сейчас все позади, щенки живы, мать, похоже, тоже.
– Сколько их? – только и смогла спросить я.
– Девять, – трагическим шепотом сообщил Аркадий, – мал мала меньше, просто мышата, а не собачки.
Я почувствовала легкое головокружение. Пять детенышей у Черри и этих девять, всего пятнадцать. Нет, тринадцать. Опять неверно. Пять плюс девять, это сколько? Поняв, что не способна решить данную сложную задачу, я заорала:
– И что мы станем с ними делать?
Кеша попятился:
– Не знаю. Черриных раздадим по знакомым.
– А девять мопсиков?
– Видишь
