улыбнулся он, – но крутиться не могу, тут или-или. Я не осуждаю, я не могу. Потом мы с Лешей начали поигрывать. Мне тридцать пять. Сейчас работаю на лифтах, нормально, есть каптерка. Работал в бойлерной, оттуда и тема.
Потом он пел, рвал струны и горло. Кто-то слушал, некоторые смеялись. Я видел бескорыстного человека, благодарного. Потом пришли его друзья, в городе у него много друзей. И Петя снова пел, опоздал на поезд. И я увидел, что такое Петя. Он настоящий. На сцене. В жизни. Он не играет, не канает, он такой. Пьяница, неудачник, без счастья в жизни, без волос, почти без зубов, но он умеет летать. И не важно, что он не музыкант, он тянет только на МУ, но и этого достаточно ему, чтобы взлететь.
<…> Петя – это недолгожданное сопряжение „блатной песни“ и панка, как оговаривают его некоторые эстеты от рока, это признак того ужаса, в котором существуют до поры до времени наши иллюзии о прекрасном будущем и нормальном настоящем. <…> Если до Пети настоящий рок был интеллигентным инакомыслием с хорошим знанием английского, достаточным комфортом, наполненным кайфом, то Петя его опустил на нашу землю. И нравится вам это или нет, но правда у него. Страшная правда. Давай же посмотрим ей в глаза. Не могу. Страшно».
Разумеется, откликнулся на невские гастроли «Звуков Му» и тогдашний конкурент «Рокси» – быстро набиравший обороты второй питерский рок-самиздатовский журнал «РИО». Материал был сделан в характерном для этого издания ключе: менее рефлексивно, чем в «Рокси», но более аналитично.
«Мамонов – личность о-го-го. И рокер милостью божьей. Хотя рожа у Петра Николаевича отнюдь не рокерская, прическа тоже.
А вообще выглядел он довольно зловеще. „Отталкивающее“ сценодвижение Мамонова притягивало настолько, что казалась невозможной иная обстановка, кроме напряженной тишины, да и как-то бестактно было торчать, рубиться под это патологическое шоу. Глупы разговоры о каком-то имидже, театре – господи, да все это гораздо проще – нет никакого театра, есть человек Мамонов.
„Звуки Му“ являются, может быть, единственной в стране группой, которая в своем творчестве идет не от текстов, не от музыкального стиля или мелодического разнообразия, а от Образа, сценического артистизма Пети – все остальное подстраивается или пристраивается к этому образу. Мелодии достаточно просты и не блещут оригинальностью, ритмическая основа будто намечена легким пунктиром („будем считать, что это реггей“ или „договоримся, что это будет блюз“), а тексты лишь поддерживают то, что показывает на сцене их автор (правда, хорошо подчеркивают, я бы даже сказал, смачно). <…>
Петр Николаевич на сцене ЛДМ предстал не как „отец родной“, а как искуситель, заставляющий видеть то, что не хочешь, что „неудобно“ видеть и неэтично выставлять напоказ. Но ведь смотрим, черт возьми, смотрим и видим. В богатой событиями истории рок-н-ролла можно найти его „духовных предшественников“ и выстроить этакую цепочку от ковылявшего по сцене Джина Винсента, через
