в Нирване невозможно существование эмпирического „Я“ с его именем, формой и сознанием, а „Не-Я“ отменяется, так же, впрочем, как и абсолютное „Я“».
(2) «Не-Я» рассматривается в буддийской комментаторской традиции как наиболее труднопонимаемая идея во всей буддийской философии. Это объясняется, во-первых, тем, что в отношении «Не-Я» невозможен никакой феноменологический (так же, впрочем, как и в отношении абсолютного «Я» – атмана Упанишад) подход. Во-вторых, исключительная трудность понимания «Не-Я» объясняется еще и тем, что это понятие получает свое радикальное философское переосмысление в концепции, которую можно было бы назвать концепцией чистого отсутствия. Последняя обрела свое развитие и конкретизацию позднее – в центральной философской идее Пустоты, в которой ясно прочитывается «Не-Я» как источник ее происхождения. Скорее всего, именно относительная позитивность «Не-Я» явилась причиной того, что в более поздних концепциях чистого отсутствия и Пустоты категорически – как ложная крайность – отрицается абсолютная негативность в любой ее форме.
Исходя из сказанного, я бы рискнул закончить семинар предположением, что «Не-Я», анатта, в буддийской философии является своего рода трансцендентальной переменной, в то время как абсолютное «Я», атман, в брахманистской философии играет роль трансцендентальной постоянной.
Семинар третий
Текст III
Всё – в огне (Третья Проповедь)
Так я слышал. Одно время Господь жил у горы Гайясиса близ Гайи. Там он однажды обратился к монахам с такой проповедью: «Всё – в огне, о монахи. И что же это за „всё“, что в огне? О монахи, глаз горит, зрительные формы[53] горят, зрительное сознание[54] горит, зрительный контакт[55] горит. Любая эмоция[56], возникающая из контакта органа чувств с его объектами – будь она приятной, неприятной или ни приятной, ни неприятной, – горит. Но чем же всё это воспламеняется? – Пламенем страсти[57], о монахи, пламенем ненависти[58], пламенем заблуждения[59]. Так же, как горит глаз, горит ухо, горит тело[60], да точно так же горит и ум[61], объекты ума[62] и умственное сознание[63]. Но что же питает этот огонь, что служит ему топливом? Топливо для этого огня – это рождение и старение, это – страдание и горе, грусть, неудовлетворенность и отчаяние.
Видя этот огонь, о монахи, хорошо обученный ученик Благородных[64] устает от (своих) органов, их объектов, от их контактов с объектами и от сознания, соответствующего каждому из органов чувств. Ему уже надоели (его собственные) эмоциональные реакции на все чувственные объекты, будь эти реакции положительны, отрицательны либо ни положительны, ни отрицательны. И, полностью разочаровавшийся
ādittipariyāya-sutta (Samyutta-Nikāya, XXV, 28 of Sutta-pitaka in Pali Canon / Ed. by L. Feer and Mrs. C. Rhys Davids. London: Pali Text Society, 1904. P. 164. Этот текст относится к жанру разъяснений, a
«Зрительные формы» – это формы (Р. и Skr.
Каждому из шести органов чувств (ум – это шестой орган) соответствует особый тип сознания, которое следует отличать от сознания как пятого агрегата индивидуального существования (см. I, прим. 25).
То есть «контакт» (Р.
Или «чувства» как второго агрегата индивидуального существования (см. I, прим. 25).
См. I, прим. 25.
«Ненависть» (P.
«Заблуждения» (Р. и Skr.
«Тело» (Р. и Skr.
«Ум» (Р.
«Объектами ума» являются мысли и идеи.
Здесь «сознание» – не пятый агрегат индивидуального существования, а особая разновидность ума (см. выше, прим. 3).
«Благородный» здесь фигурирует в терминологическом смысле, то есть либо как Пробужденный (познавший Четыре Благородные Истины), либо как
