за столом, несколько развалившись, сидел в одних домашних трусах весьма грузный, престарелый Семёныч. Лицом к нему и к окну, соответственно спиной к Платону, сидел Павел с гладким, голым, загорелым торсом. Они выпивали, закусывали и громко о чём-то спорили.
Внезапно вошедший Платон сразу пошутил:
– «Паш! Ты чего споришь?! Посмотри, кто перед тобой сидит!? Если взглянуть со стороны, то это прям, пахан!».
Довольный Семёныч рассмеялся, а воодушевлённый Платон добавил:
– «А ты сидишь напротив него, как … девятка!» – несколько смягчил он окончание фразы.
– «Скажи уж лучше, шестёрка!» – беззлобно уточнил Павел.
Вскоре Станислав Семёнович заёрзал на стуле, и встал.
– «Один рулон истратил!» – чуть ли не с гордостью заявил Семёныч, доставая из тумбочки новый рулон туалетной бумаги.
– «Вся жизнь – в рулонах!» – саркастически заметил Платон, имея ввиду измерение продолжительности жизни.
Возвратившийся в палату, Семёныч взгромоздился на кровать и удовлетворённо расслабился, издав специфически звонкий звук, покидающих его тело последних газов, тут же это прокомментировав в своё оправдание:
– «Значит тонко!».
– «Семёныч! Какой ты шумный!» – заметил его сосед Николай, своей кроватью разделявший их с Павлом.
Будучи очень приятной наружности, интеллигентной внешности, пожилой мужчина, напоминавший Платону или лапочку начальника или доброго преподавателя, Николай по возрасту оказался даже на год младше Павла. И он оказался прав.
И действительно! Ранним утром стены палаты оглашались громкими, загадочными звуками:
– «Э-э-эй! Э-э-эх!».
А это стонал или зевал Семёныч. Не то от боли, не то от дури и скуки?
Иногда в палате кто-то и похрапывал. А иногда доносились даже экзотические звуки.
Несколько дней подряд на открытую фрамугу их палаты садилась бледно-жёлтая синица и, как дятел, долбила ещё с зимы прилипший и засохший кусочек хлеба.
– «Здесь связь плохая!» – отвлекла Платона от созерцания бледной представительницы фауны, брошенная в мобильник, оправдательная фраза Павла Александровича.
– «А в больнице надо лежать!» – с ударением на последнем слове, поучительно заметил Станислав Семёнович.
– «А не связями заниматься!» – в тон ему поддержал его мысль Платон.
Все коллеги засмеялись. Платон повернул голову в сторону своего соседа Юрия, которому почти только что поставили капельницу:
– «Нам Юру сейчас смешить нельзя!».
– «Ах, да! У него же капельница!» – согласился первым отзывчивый Семёныч.
– «Так она же не во рту!» – съязвил, будто осенённый, Платон.
– «Ха-ха-ха!» – засмеялись все остальные.
– «Паш! А ты чего не смеёшься? Голова болит?» — спросил пахан.
– «Если
