моя представляется мне замечательной и полной большого смысла, несмотря на лишения и многие опасные события, о которых надлежит рассказать.
Отец мой, господин Ли, служил в округе Фэнхуа провинции Чжэцзян, невдалеке от приморского города Нинбо, в звании чиновника седьмого класса. С детства помню его наряд с изображением утки-мандаринки, шапку с бронзовым шариком. Ребенком звали меня Мацзы (Жеребенок), но с пятнадцати лет я получил настоящее имя и с тех пор зовусь Вэньхуа, что значит Грамотей или Начитанный.
Такое имя надо еще заслужить. Я, действительно, рано освоил письменность. Получилось так, что начальник уезда пригласил из Ханчжоу в наставники своему сыну достойного и весьма ученого конфуцианца, звали его Ши Синьюэ. «Лучше обучить наследника, чем оставить ему короб золота», – говорит известное присловье. Отец приказал мне пойти к господину Ши и тоже попроситься в ученики. Так я и сделал. Шэнли, сын начальника уезда, стал моим однокашником, и мы быстро с ним подружились. Сблизили нас не забавы и детские шалости, а прежде всего искреннее и глубокое почитание нашего наставника и желание побольше напитаться всей премудростью, что нам он внушал.
Оттого и грамотой мы оба овладели довольно быстро и в достаточном совершенстве. О платье и еде для нас заботились родители, а сами мы днем и ночью читали и перечитывали творения старых мудрецов. Как говорится, бумага стала нашей пашней, а кисть плугом. Или еще из подобных изречений: летом книги нам озаряло мерцание светляков, зимой – блистание белого снега. Вчера мы читали писания Канона, сегодня Книгу истории «Шуцзин». Примером нам служил Сым Гуан (посмертное имя его Вэньчжен) со своим изголовьем. Знаменитый историк был столь усерден в ученых занятиях, что ложился спать, кладя голову на круглый отполированный чурбачок. На таком изголовье голова долго не задерживалась, соскальзывала – Сым Гуан просыпался и снова садился за книги.
Так и мы, не зная отдыха, пробирались в чаще познания и плыли в море премудрости, разбирая письмена, все больше проникаясь мыслью и духом Чжу Си. Путь нам освещали негасимые светильники Лао-цзы и Конфуция. Причмокивая от усердия, твердили мы изречения полководца Сунь У, поднимая глаза к потолку, пересказывали содержание стародавних трактатов по воинскому искусству «Шесть стратегий» и «Три расположения». И все для чего? Чтобы когда-нибудь, преступив красный порог государевых чертогов в «шапочке беззаботного странника», преуспеть в словесных и воинских состязаниях, заслужить признание и милость и вернуться домой, блистая пожалованным парчовым платьем, шелковыми цветами на шапочке, красной перевязью через плечо и с цаплей, а то и с серебряным фазаном на груди и спине. О таком мечтает каждый юноша, посвятивший себя учености и ведению законов. Вода течет туда, где ниже, а человек стремится забраться куда повыше.
Отец не желал мне другой судьбы, как только стать чиновником, а затем продвигаться все дальше и дальше по службе.
– Достойный муж является в этот мир, чтобы прославить свое имя и запомниться людям замечательными делами, – внушал мне старик. – Он покидает пост полководца лишь для того, чтобы стать главным министром. Он ест и пьет из священных треножных сосудов, услаждает слух изысканной музыкой. Жизнь удалась, если род процветает, а семейство многочисленно и богато. Дабы призвание состоялось, молодые годы проводи в ученье, а затем углубляй свои познания в странствиях. Наступит время, выдержишь экзамен и облачишься в парчовые одежды.
Впрочем, в другой раз, в ином настроении, отец мог внушать мне и нечто противоположное.
– Не беспокойся о том, что не занимаешь высокий пост, – говорил он, – беспокойся, хорошо ли служишь на том месте, где находишься.
Или:
– Не горюй о том, что тебя мало кто знает; постарайся быть достойным того, чтобы тебя знали.
Отец говорил мне это, а я вспоминал полюбившуюся мне старинную повесть «Записки о случившемся в изголовье». Некий юноша, говорится в ней, мечтал о карьере чиновника. Всю жизнь он посвятил продвижению по службе, достиг в конце концов должности начальника главного секретариата империи. Император пожаловал ему высочайший титул яньского князя, осыпал почестями и наградами. Но потом, при наследнике, он попал в немилость, его обвинили в преступлениях и приговорили к казни. В слезах и отчаянии царедворец взошёл на помост, положил голову под топор и… Юноша проснулся в хижине старца-отшельника, к которому сам пришел просить совета, как добиться в жизни чинов и богатства. Голова его лежала на чурбачке, том самом волшебном изголовье, а весь путь к успеху и дурное окончание этого пути были лишь сновидением. Таким-то образом, наведя провидческий сон, мудрец показал юноше тщетность и неразумность подобных стремлений.
2
Втайне от родителей я мечтал совсем о другом – о бесконечных странствиях по всей нашей благословенной Срединной Империи, а потом и за ее пределами, по примеру великого флотоводца и открывателя дальних морских путей
