что можно всю жизнь позволять себя любить моей дочери, выделив ей лишь маленький уголок в своей жизни? – это была самая мягкая его сентенция. Остальные, а он хорошо подготовился к нашей встрече, – приводить не буду. Я молчал. Щёки мои опять пылали.
– Я долго ждал, пока ваши отношения сами себя исчерпают, – сказал он в заключение. – Но я понял, что мне самому придётся этому поспособствовать! Сначала вы будете жить полгода вместе здесь, под моим личным надзором. А потом – на год расстанетесь. За этим я тоже прослежу лично!
Через полгода, а вы будете соблюдать режим и всё такое, оба сдадите биоматериал на мою внучку. И ты, Андрей, сможешь улететь в Новую Эру.
Я думаю, Мартин легко выставит такое время прибытия, что твоя жена даже не заметит, сколько реально ты отсутствовал!
Выпалив всё это, Рудольф, похоже, немного успокоился. Он указал мне на круглое чернильно-синее кресло, и сел сам в такое же. Лицо его тоже побагровело, а дыхание стало прерывистым.
Сам кабинет был обставлен чисто в современном духе. Вместо столов – различные поверхности нескольких оттенков серого – от стального до серебристого. Два навороченных портала связи поблёскивали огоньками и стрелками. Довершали обстановку круглые обширные темно-синие кресла и диван такого цвета в углу на возвышении. Я разглядывал всё это и думал.
– Что молчишь? – поинтересовался, наконец, Рудольф.
– А что я могу сказать? Решение, так я понял, уже принято.
– Нет, почему же. Ещё можно рассмотреть такой вариант:
Ты немедленно покидаешь наше время и больше сюда ни ногой! А я уж сам прослежу, чтобы Грис не перемещалась в прошлое. У неё и здесь дел достаточно!
Я попросил у него тайм-аут на два часа.
– Я должен обсудить с Гриссель оба ваших предложения.
– Что ж, обсудите, – смягчился он. Нажав что-то на пульте, он открыл дверь бункера. В проёме стояла Грис.
И мы вышли вместе в парк. Грис привела меня в маленькую беседку, позволявшую любоваться прудиком, заросшим какими-то водными растениями, обильно цветущими жёлтыми звёздочками.
– Как я понял, ты знаешь про оба варианта? – нарушил я молчание.
Она посмотрела на меня удивлённо и …горько разрыдалась.
– Да, он прав, ты меня не любишь! Ты только позволяешь себя любить, – упрекала она меня, заливаясь слезами. Я, посадив её на колени, поцелуями пытался осушить этот солёный водопад.
Разумеется, я уверил, что спросил это так, на всякий случай. В глубине души надеясь, что и она меня всё ещё любит.
И всё это опять была истинная правда именно в ту минуту! Конечно, я остаюсь здесь на полгода, если этого хочет Рудольф. И зря он надеется, что наши чувства остынут от этого принуждённого тесного общения.
Водопад – иссяк, моя принцесса уже неуверенно улыбалась, поправляя волосы перед зеркальной облицовкой задней стенки беседки. Через полчаса мы побрели назад в «замок».
Мы
