чрезвычайно живой. У меня не бывало такого ни с кем другим.
Я одержима им, я подсела на любовь к Иерихону Бэрронсу, как на мощный наркотик, я жажду его.
И конечно же, не могу ему об этом сказать. Бэрронс не из тех, кто любит разговоры в постели. Секс с ним, признание наших чувств друг к другу изменило все.
И ничего.
В постели мы пара.
Вне постели мы нечто другое.
В постели я наслаждаюсь мгновениями нежности, когда секс наконец выматывает меня до состояния, в котором я слишком обессилена, чтобы переживать по поводу невероятного количества зла, свившего гнездо внутри меня. Я касаюсь Бэрронса, вкладываю невысказанные слова в ладони и глажу черно-красные татуировки на его коже, резкие углы и линии его лица, запускаю пальцы в его черные волосы. Он молча наблюдает за мной темными непроницаемыми глазами.
Иногда я просыпаюсь от того, что Бэрронс притягивает меня к себе и обнимает, вжимается в мою спину и утыкается лицом в мои волосы, а его руки движутся по моей коже, сообщая, что дорожат мной, считаются со мной, видят меня.
Вне постели мы разные острова. Мисс Лейн и Бэрронс.
В первый раз, когда он отдалился от меня, мне было больно. Я чувствовала себя отвергнутой.
Пока не поняла, что сама поступаю так же. Дело не только в Бэрронсе. Наши границы словно вшиты в нашу одежду, мы не можем ее надеть, не вернув их на место.
Иногда я думаю: не оттого ли наша страсть такая всепоглощающая, что нам нужно сохранить расстояние между нашими кострами. Я как мотылек, летящий на пламя Бэрронса, и меня пугает то, с какой готовностью я сжигаю для него свои крылья. Уничтожить мир… Отправиться за ним в ад… Когда ты чувствуешь, что не можешь без кого-то дышать, это пугает. Страшно осознавать, что кто-то обладает такой властью над тобой, – только потому, что ты любишь его так же сильно, если не сильнее, чем собственную жизнь.
Так что я улетаю на время – возможно, лишь для того, чтобы доказать себе, что могу это сделать, – а он исчезает по своим бэрронсовым делам, руководствуясь собственными причинами.
Я всегда возвращаюсь. И он тоже. За нас говорят действия.
Я беспокойно ерзаю и меняю тему.
– Ты пригласил сюда моего врага. Это бред.
«День вашей жизни: вы ищете в манускриптах заклятие, которого, возможно, вообще не существует. Красите ногти. Подстригаете ногти. Ах, и не стоит забывать: вы изучаете свои ногти».
Я морщусь.
– Я занимаюсь не только этим. И оставь мои ногти в покое.
«Вы не навещаете родителей. Не посещаете аббатство. Вы почти не едите, и ваша одежда…»
Я прерываю Бэрронса, притворяясь, будто снова рассматриваю свои ногти. На этой неделе они накрашены следующим образом: черный бриллиант, белый лед, черный бриллиант, белый лед. Цветовая схема успокаивает меня, потому что в моей жизни не осталось ничего настолько же четко распределенного. Я нахожусь в курсе прискорбного состояния моих последних нарядов и не имею ни малейшего желания слушать,
