и колебаниях обменного курса. Ее единственное наследство, похищенное тайком от сестер из родительского дома, когда мать и отец умерли. После семейной ссоры, оставившей ее, тогда совсем еще юную, без помощи и финансовой поддержки, Жермен разорвала все связи с родными. Долгое время это спрятанное от всех сокровище представлялось ей реваншем над жизнью, своего рода военным трофеем, страховым полисом на приличную сумму. Она верила: придет день, и эти инкунабулы[6] помогут ей пнуть в нос поскупившуюся на счастье судьбу. Но «день» так и не настал, и газеты мирно покоились на полке. Три публикации, за которые любители антикварной прессы и увлеченные финансисты готовы (хотя теперь правильнее будет сказать «были готовы») заплатить небольшое состояние, – растерзаны, порваны на клочки, уничтожены. Превратились в кашу.
Мишель тихонько насвистывает себе под нос. День погожий, невыносимая старуха за час ни разу не открыла рта. Жизнь прекрасна! По крайней мере могло бы быть и хуже. Намного хуже.
Домашней помощнице остается провести с подопечной всего час. Нехотя она решается разбудить старую гарпию.
– Мадам Дэтти! Мы идем за покупками?
– Оставь меня в покое! – брюзгливо отзывается пожилая дама.
– Подумайте хорошенько, холодильник почти пустой. Вам ведь нужен хлеб, сыр, суп…
– Сходи в магазин сама.
– Об этом и речи быть не может! Ваша дочь распорядилась вывозить вас на прогулку. И потом, сегодня чудесная погода. Вам будет приятно подышать свежим воздухом.
– Мне будет приятно, если ты от меня отстанешь!
– Отстану, как только пересадим вас в инвалидное кресло!
Не дожидаясь новых возражений, Мишель подкатывает инвалидную коляску к креслу Жермен, после чего становится за спинкой, чтобы удобнее было крепко схватить старуху под мышки и переместить на новое седалище.
– Ох! Осторожнее можно? – тут же восклицает старая ведьма. – Надо же быть такой безрукой!
– Лучше бы помогли, вместо того чтобы ворчать, – просит Мишель, которая в этот момент уже приподняла ее и держит на вытянутых руках.
Обе женщины пыхтят от натуги, и чем больше упирается Жермен Дэтти, тем тяжелее приходится Мишель Бурдье. Тем не менее ей все-таки удается подвинуть старуху набок, и она небрежно опускает свою ношу в инвалидное кресло. Не обращая внимания на поток жалоб, она поочередно выполняет действия, предшествующие выходу на улицу: набрасывает пожилой даме кофту на плечи, кладет ей на колени сумочку и надевает туфли вместо тапочек.
Теперь они готовы.
Неудержимый поток ядовитых комментариев Жермен в конце концов иссякает. Вид у нее по-прежнему хмурый, но Мишель не обращает на это внимания. Старуха молчит – и слава богу…
– Вперед! – провозглашает она, направляя кресло к входной двери.
На улице Мишель поворачивает направо.
Инкунабулы (от лат.
