повернулась и взглянула ей в глаза.
– Энджи! Тебе тогда едва исполнилось семнадцать лет. Если бы мы не вмешались, то у тебя и Люсьена бы не осталось. Государство этого не позволило бы. Социальные работники с нами об этом говорили.
Энджи принялась нагромождать слово на слово:
– Да! Да! Да! Я об этом все уже знаю! А почему социальные работники не проявили столько проницательности, когда обвинили Марка?
Дочь закрыла на молнию вещевой мешок.
– Энджи! Не опускайся так низко. Ты не хуже меня знаешь, что его доброе имя полностью восстановили. Больше никогда, повторяю, никогда не упоминай этого в разговоре со мной.
– Ладно. Ради бога! Не стоит так волноваться. Марк чист! Все в порядке в мире. Все изменяется. Я тоже изменилась.
– Уверена? – крикнула я ей вслед.
Сидя на краю разобранной постели, я поправила складки на пуховом одеяле. Я ни на секунду не усомнилась в невиновности Марка во время всей этой грязной истории. Я знала, просто четко знала, что он не мог совершить ничего подобного. Нельзя было позволить себе думать по-другому. Грохот захлопывающейся за спиной Энджи двери вернул меня из прошлого в настоящее. Я посмотрела на мои сломанные ногти на руках, а затем со всей силы надавила пальцами на волдыри, появившиеся от рукоятки тачки. Я давила до тех пор, пока мне не сделалось больно, а на месте волдырей выступила влага.
К закату они уехали, но Энджи все же усадила Люсьена написать мне записку на странице его книжки-раскраски на фермерскую тематику. Буквы были большими и неправильной формы. Кое-какие из них были повернуты не в ту сторону. Это был ее способ извиниться. А еще Энджи вытащила половину денег, имевшихся в кошельке у Марка.
Дарагая бабушка Р! Спасиба за все. Береги ягнят. Скажи Брю я его люблю.
Я оставила книжку в качестве своеобразного memento mori[7] в ящике своего туалетного столика и больше не смела ее раскрывать.
Вторая половина февраля выдалась холодной, пасмурной и очень тяжелой. После отъезда Люсьена в Велле пару раз шел снег.
– Ему бы понравилось, – сказала я Марку.
– Все любят смотреть на снегопад, – заявил муж.
Мы стояли и смотрели на наш покрытый изморозью, сверкающий на свету плуг на фоне черных полей и леса вдалеке.
Мы никого не видели из Лондона и Ленфорда до конца месяца, когда произошла встреча с представителем Департамента по вопросам окружающей среды. В зале приходской церкви теснились фермеры, уставшие от окота овец, измученные от недосыпания. По окнам струились капельки конденсата. Терпения, как воды, не хватало.
Председатель местного отделения Национального союза фермеров представил докладчика.
– Надеюсь, он станет нашим ангелом Гавриилом и принесет нам благую весть.
Однако с самого начала было видно, что у человека из Чрезвычайного комитета по борьбе с засухой (ЧКБС), как следовало из аббревиатуры, стоящей после его фамилии, нет ангельских крылышек. Он являлся экспертом в борьбе с паникой, в манипулировании
Memento mori – латинское выражение «помни о смерти», ставшее крылатой фразой. В Древнем Риме эта фраза произносилась во время триумфального шествия римских полководцев, возвращавшихся с победой.
