дохлые, нам боль уже не мешать. Отдать. Отдать.
– А мы ее кому хош передать.
– Отдать, Джонни-Джон. Отдать.
– Ладно.
Они замолчали, по всей видимости, не веря своему счастью. Джон оперся руками на палку и встал. Может, боль его с ума и сводит? Если они могут ее забрать, что ж…
– Мы забирать боль?
– Забирайте.
– А кому нам ее отдать?
Джонни задумался, припоминая всех обидчиков, но выбрать так и не смог.
– Моему… врагу.
– Врагу? Много врагов ты иметь. Кому?
– Самому… я не знаю… злому. Самому моему злому врагу.
Мертвые замычали, переговариваясь друг с другом. Женщина с черными волосами подошла к Джону вплотную.
– Я хорошо видеть твоего самого злого врага. Могу забрать твою боль. Забрать?
– Забирай.
Вдруг она резко вцепилась руками ему в щеки. Джон затаил дыхание, но стало слишком страшно, и он вскрикнул, тотчас передумав, «Да не так уж сильно болит». Мертвячка впилась пальцами сильнее, а спустя мгновение он заглянул в ее глаза и разразился криком, скинул с себя ее руки. Он уже смотрел на мертвых близко, но сейчас было не то, что-то совсем не то. Все мертвецы кроме нее разбежались, она истошно замычала, затем взвыла, Джон не мог это терпеть. Со всего размаху он ударил ее по голове кулаком, она повалилась на землю, продолжая выть. Он ступил шаг назад, зажал уши руками, но все равно слышал вой, будто кричала не она, а что-то внутри него. Джон почти физически чувствовал, что начинает сходить с ума уже по-настоящему. Ее надо было заткнуть – он опустился на колени и принялся душить уже и так мертвую. Она резко замолчала, а черные волосы, как стебли растения, поползли вверх по его рукам. Спарк тут же отпустил тонкую шею и отошел на пару шагов назад. Мертвая вполне членораздельно прошептала:
– Каждый поплатится за грехи другого, а ты будешь первым.
Она выдохнула грязный воздух и уже молча ушла под землю. Джон, не позволяя и единой мысли проскочить в голове, быстро развернулся и пошел дальше, следуя давно намеченному маршруту – идти прямо, не сворачивая.
«Черт. Черт. Черт. Черт».
Очень быстро перешел на бег, стараясь не вглядываться в деревья, опасаясь того, что может увидеть между стволами. В одном из перерывов между бегом и ходьбой он понял – боль-то ушла.
«Ногу размял хорошо, вот и ушла. Вот и все. Ничего такого».
Окончательно опустилась ночь, а он шел. Пришел рассвет, но было слишком страшно останавливаться. Чтобы время шло не так болезненно, он считал. Считал шаги. Считал деревья. Считал листья. Считал время. Еще он составлял карту, правда, в ее точности сильно сомневался. В горах он был четыре дня. Потом, когда окончательно спустился вниз в лес, точнее, леса, был там дней восемь, точно, теперь уже десять. Девочка его ищет? Должна искать.
Значит, надо двигаться еще быстрее.
Он шагал, упираясь на палку, хотя она не была необходима.
