брат, Грунька, как дела делать. Нужно прежде всего все, что возможно, разузнать про врагов, с которыми хочешь бороться.
Митька так спокойно называл Бирона «врагом», так уверенно говорил, что «хочет бороться с ним», что Грунька посмотрела на него не без гордости и удовольствия.
– Есть люди, – пояснил Митька, отвечая на ее вопрос, – которые помнят, как он приезжал сюда в Петербург в тысяча семьсот четырнадцатом году. Он тогда здесь домогался звания камер-юнкера при дворе цесаревича Алексея Петровича. Конечно, ничего он не добился, хотя его расчет тут был вовсе не так несуразен. Он готов был предать цесаревича и нанимался к нему в злостные соглядатаи, обещая в качестве немца «приучить его» к «европейскому» житью. Из Петербурга это сатанинское отродье вернулось в Митаву, к отцу; тут через Бестужева он попал к Анне Иоанновне, герцогине Курляндской. Она вскоре определила его к себе в секретари. Ну тут уж он завладел ею. Она даже присылала его с поздравлением к государыне Екатерине, когда та взошла на престол. Государыня-то Екатерина была, знаешь, сама из простых немок, так ей Бирон ничего, понравился. А там, в Курляндии, он с «Ивановной» куролесил вовсю: кутил, играл в карты, ездил в Кенигсберг, якобы по делам в качестве уполномоченного курляндской герцогини; бывало, что, напившись, он вступал в драку на улице с буянами и попадал в тюрьму, а герцогиня выкупала своего «уполномоченного», платя за него штраф. Когда верховносоветники надумали провести избрание Анны Иоанновны, ограничив самодержавную власть, то в числе других условий они поставили ей, чтобы она, выезжая из Курляндии, оставила там Бирона и не брала его с собой. Но Анна Иоанновна привезла его с собой в Москву и, сделавшись там императрицею, назло верховникам пожаловала Бирона сначала в камергеры, а при коронации – в обер-камергеры, затем же возвела его в графы Российской империи и наградила орденом святого Андрея Первозванного.
– Ишь ты, счастья-то человеку повыпало! Вот что значит нашей сестре понравиться! – глубокомысленно подхватила Грунька.
12
Она влюблена
– Хорошо ли ты запомнила все, что я рассказывал тебе? – спросил Жемчугов Груньку.
– Ничего, запомнила, – ответила она, – память у меня еще свежая, ну а если что потом забуду – переспрошу у тебя.
– Нет, Грунька! Каждый день, как сегодня, в зеленой комнате в кофейне Гидля в «секрете» нам сидеть не придется, а такие вещи, что я тебе сегодня рассказываю, можно говорить только в таком безопасном месте, как эта комната. Здесь я совершенно спокоен, здесь нет за нами ушей, ну а везде – слышишь? – везде подслушивают. Поэтому на возобновление нашего разговора вскорости не надейся.
– А сюда разве нельзя еще раз прийти? – спросила Грунька.
– Ну что же, можно, только все-таки это дорого стоит. Надо еще спросить что-нибудь, а то с пустыми стаканами здесь сидеть – не мода.
Он позвал слугу и велел принести себе пунша, а для Груньки, по ее желанию, чашку шоколада.
– Ну хорошо, – сказала Грунька,
