вы успокойтесь, батюшка, – улыбнулся Чаковнин. – Сию минуту делать еще ничего не приходится; вот подумаем да обсудим, а вы успокойтесь пока, поберегите себя для нее же. Вот хотите, я кваску налью вам, – и он потянулся к столику у кровати, где стоял графин с квасом.
– Нет, – остановил его Гурлов, – если уж я должен беречь себя, так этот квас пить мне не годится.
Чаковнин внимательно поглядел на него и сказал с расстановкой:
– Эге, я забыл, что вчера мне было предупреждение насчет этого кваса! Я теперь так смекаю, что за него я вас благодарить должен. Это вы мне вчера записку подбросили, теперь понимаю. Так! Значит, я вам жизнью, может быть, обязан, если в этом квасе отрава заключается.
– Отравы нет, – ответил Гурлов, – а только сонные порошки. Вы бы заснули так, что вас сегодня Никита Игнатьевич не добудился бы, а потом пришли бы люди и отнесли бы вас вниз, в погреб. Там вы очнулись бы в беспомощном состоянии.
– Ну, а потом-то как же? Или выхода нет из этого погреба?
– Есть. Только вас там довели бы разными снадобьями до помрачения рассудка и выпустили бы полоумным, а потом жалели бы, что вот, дескать, что приключилось с человеком!..
– Ах он, изверг рода человеческого, – не испуганно, но удивленно проговорил Чаковнин. – Ну, во всяком случае, благодарен вам за предостережение… Теперь я уже в неоплатном долгу пред вами…
– Ну, что там долгу! – запел Труворов, стоявший у окна и глядевший в вырезанное сердцем отверстие в ставне, – какой там… вот там!.. – повторил он, показывая пальцем в парк.
Чаковнин встал и подошел к окну.
– Вот оно что! – проговорил он. – Господин князь действовать начинает…
– Что такое? – и Гурлов кинулся тоже к окну.
– Ничего еще особливого нет, – остановил его Чаковнин, схватив за руку, – не горячитесь! По парку мужики идут цепью с дубинами. Очевидно, вас ищут. Ну и пусть ищут! Пока вы у нас – вас открыть нелегко, ну, а если откроют, так мы бунт подымем и, во всяком случае, живыми не сдадимся. Ведь не сдадимся, Никита Игнатьевич? – обернулся он к Труворову.
– Ну, что там не сдадимся! – протянул тот. – Какой там бунт… надо его того…
Он отворил платяной шкаф и осматривал его внутри, а сам прислушивался к тому, что происходило во флигеле.
Наверху уже слышалось движение. Где-то хлопнули дверью. Внизу в коридоре прозвучали шаги. Сторож хлопал ставнями, отворяя их на другом конце флигеля.
– Того! – проговорил Труворов, показав Гурлову на шкаф.
Тот вскочил в него, но не успел Никита Игнатьевич захлопнуть за ним дверцу, как дверь растворилась, и на пороге показался Степаныч.
IX
Труворов со свойственным ему невозмутимым спокойствием затворил шкаф, поглядел равнодушным взглядом на Степаныча и направился к своей постели, как ни в чем не бывало.
В комнате было настолько еще темно, что Степаныч мог и не заметить Гурлова, но также легко могло случиться,
