Григорий, сколько Алесей. «Еще немного, и она сдастся. Сейчас или никогда!»
Вышло никогда. Они перегнули палку. Като не следовало загонять в угол. Она решила дело резко и круто. Собрала Государственный совет и заставила всех его членов поименно высказаться, «за» они или «против» ее второго брака. Господа советники мялись, что-то мямлили, пока не встал Панин, не выпрямился во весь рост и не заявил, срывающимся голосом:
– Русская императрица делает что хочет, но госпожа Орлова не будет русской императрицей.
И все. Слово сказано. Увидев, что Екатерина не возражает и даже как бы благосклонно кивает, остальные вельможи приободрились, встрепенулись и пошли честить заносчивых братьев на чем свет стоит. После сами удивлялись, откуда храбрость взялась? Не иначе из ободряющей улыбки государыни.
На красных атласных обоях кабинета, где заседал Совет, осталось пудреное пятно от парика Панина, который в момент своей знаменательной речи дернул головой и стукнулся затылком о стену. К этому-то пятну, как к реликвии, стали прикладываться головой сановники перед докладом императрице, чтобы, так сказать, набраться гражданской смелости и говорить царю правду в глаза. Их ребячество показалось Като излишним, последовало приказание перекрыть стены зеленым штофом. Ведь она и так готова выслушать даже самую горькую истину.
Что было между ней и Орловым в те дни, оба вспоминали с душевным скрежетом.
– Ну и кто я теперь? – сказал Гришан вечером, когда вволю накричался и натопался ногами.
– А кем ты был всегда? – с неожиданным ожесточением отозвалась женщина.
Отчуждение, которое разделило их тогда, потом всякий раз воскресало в моменты ссор. Страшно сказать, но они так и не простили друг другу той самой первой измены, неизвестно кем из них совершенной раньше. Като ли, когда она отказалась от него как от мужа? Им ли, когда он навязывал ей себя, зная, что толкает любимую в пропасть? Десять лет их маленькая семья жила с этой трещиной внутри. С каждым годом она разрасталась, раскалывая с виду крепкий кристалл.
Григорий запил. Потом вышел из запоя и начал играть свою роль с максимальным презрением к окружающим. Ничего достойного в его положении не было. Временщик. Случайный вельможа. Куртизан. Тот, перед кем все заискивают в лицо и кому метко плюют в спину. Даже если сделает что-нибудь стоящее, все равно не поверят.
Потому Гришан и не делал. Лень – его вторая натура – расцвела пышным цветом. Бумажная работа была противна естеству Гри Гри. Другое дело что-нибудь громкое, героическое, для чего нужен натиск, быстрота, решимость. Мелочные заботы, в которых погрязла Екатерина, убивали в нем пыл. Она очень изменилась, эта женщина. Стала властной, резковатой. Сильно уставала. И казалось, не прощала ему безделья. Ну хоть бы чуточку помог!
Наконец, стряслась настоящая беда. Запылала Москва. Та самая Москва, которая отказала ему в руке Като. Надо было сказать: поделом. Но Гришану виделся совсем
