продаются цветы?
– Тьхе, спросите! Не менее пятидесяти точек по городу, куда завозят гладиолусы.
Я задумываюсь. То, что не сходилось, не сходится и теперь. Кажется, фрагменты даже расползаются в стороны.
– Почему, получив цветы от кого-то, она впала в отчаяние?
– А кто знает, что он ей сказал при встрече? Например, что женится и не желает видеться более. Цветы-то желтые, Владя.
– В ее телефоне должен быть номер этого человека. Проверили?
– Совершенно верно! – Сан Дмитрич кивает. – В воскресенье был звонок ей и был от нее. Номер не зафиксирован в записной книжке. Сейчас отключен.
– Абонента установили?
– Не представляется возможным. Подключение не контрактное. Просто купил карточку на раскладке. Любой мог купить, значит.
Дим улыбается, хлопает следователя по плечу и говорит, что только герой родины мог собрать столько данных за полдня. На что Сан Дмитрич отвечает, что и вчерашний вечер не прошел впустую. Дим усмехается еще шире и спрашивает, видит ли Сана Дмитрича жена в другие дни, кроме рождества и восьмого марта. А следователь говорит – ничего, вот в выходные затащит она меня на дачу, на сельхозработы, тогда, мол, и налюбуется. Дим тогда констатирует, что физический труд на свежем воздухе в лучах солнца полезен просто-таки до невозможности. А Сан Дмитрич показывает ему обе ладони в мозолях и без тени улыбки подтверждает: еще как, мол, полезен.
Я слушаю все это вполуха, а с каштана вдруг срывается цветок, вертится белым пятнышком и на какой-то миг зависает перед моим носом. Дую на него, он отскакивает испуганно, переворачивается и оседает. Во мне вспыхивает вдруг мерцающее чувство абсурдности происходящего. Ведь не клеится, не складывается! Но то, что не клеится, – призрачно, беленько, вертляво, вздрагивает от дуновения. А то, что складывается – основательно и добротно, как отпечатки пальцев, как сельхозработы.
Я замечаю, что они молчат. Дим, глядя на меня, произносит:
– Определение рода смерти как самоубийства является основанием для прекращения следствия. Угу?
Конечно, он говорит это для меня, и Сан Дмитрич веско добавляет:
– Совершенно верно.
– Так что, Владя, дело закрыто? Согласен?
– Дело, – говорю я. Добавляю: – Закрыто.
Но внутри что-то буравится, неймется.
Люди – нехитрые механизмы
Так говорит мой друг Дим.
Умелому наблюдателю требуется не больше пяти минут, чтобы разглядеть устройство незнакомого человека. Дим способен сделать это за минуту. Достаточно лишь знать, на что смотреть.
Ты видишь лицо человека, говорит Дим, и проживаешь его жизнь. Лицо – отпечаток опыта. Веселье, радость, печаль, боль ложатся морщинками. Страдания истончают кожу. Любопытство вздергивает брови,
