собаки. В горах все хорошо понимали их ценность – постоянный приток мяса на стол, помимо домашней птицы.
Живности у нас была тьма, если считать бродячих кошек и собак, приносивших нам сотнями котят и щенков. В общем, наш грязный двор был полон. А кто еще, кроме них, мог бы жить среди мусора и шума в обществе Кастилов, низов горного общества?
В той комнате, что мы называли спальней, стояла большая медная кровать с промятым и запятнанным матрасом поверх спиральных пружин, которые издавали скрип. Активные действия на кровати сопровождались громким и жутким их скрипом: занавески плохо заглушали звуки. В городе и в школе нас называли горными отбросами, горной грязью, мешками с мусором. Самым ласковым было слово «дикари». Из всех семейств, что жили в горных лачугах, ни одно так не презирали, как нас, Кастилов. И презирали, по какой-то неведомой мне причине, не только люди из долины, но и нам подобные. Может быть, потому, что пятеро из нашей семьи сидели по тюрьмам за большие и малые преступления. Чему же удивляться, что бабушка кричала по ночам, – все ее сыновья доставили столько горя! При ней остался лишь один сын – мой отец. Но принес ли он ей радость, я этого не знала, – во всяком случае, с ним она связывала все свои надежды на то, что в один прекрасный день Люк докажет миру: Кастилы не самые отвратительные люди в горах.
Я слышала, что есть в мире дети, которые не любят ходить в школу. Мне в это трудно поверить, потому что мы с Томом не могли дождаться понедельника, чтобы вырваться за пределы нашей крошечной хибары с ее двумя пропахшими и грязными комнатушками и на время забыть дорогу в старый вонючий туалет на отшибе.
Наша школа была построена из красного кирпича и красовалась в самом центре Уиннерроу, ближайшего к нам городка в долине, в самом сердце Уиллиса. Мы ходили семь миль туда, семь миль обратно, не считая это за расстояние. Том неизменно шел рядом со мной, Фанни плелась за нами, злая, как десять гадюк. И глаза у нее были отцовские, и норов его же. Она выглядела хорошенькой, как картиночка, но была зла на весь мир из-за того, что ее семья, по словам Фанни, такая «задрипанная и бедная».
– …Мы не живем в красивом покрашенном доме с настоящими ванными, как люди в Уиннерроу, – нудно жаловалась Фанни, и мы соглашались с ней от греха подальше. – Ванная внутри дома. Представляете? Я слышала, в некоторых домах есть по две, даже по три и в каждой бежит горячая и холодная вода – вы можете себе представить такое?
– Могу представить и еще многое другое, но не в Уиннерроу, – ответил Том, бросив камешек в реку.
Если бы мы не купались здесь летом, то были бы куда большими грязнулями. Река с ее запрудами, омутами, ключами помогала нам жить, скрашивая жизненные невзгоды, которые казались бы невыносимыми, не будь этой прохладной вкусной ключевой воды и излюбленных мест для купания, не хуже всяких городских
