высшей расы, а рабы послушны только тогда, когда у них нет и никогда не может быть ни науки, ни культуры, ни своей истории!
Но сейчас они есть – наука, культура, история! Древняя культура, богатая история, многочисленная интеллигенция.
Задача сотрудников «Эйзенштаба» – изъять все это из времени и пространства! Причем так, чтобы ни память человека, ни безмолвные камни, которые под умелой рукой тоже могут заговорить, ни картины, ни книги – чтобы ничто не могло даже напомнить о давнем или недавнем прошлом целых народов. Народ без памяти и культуры перестает существовать, у него более нет истории, он сам умирает для истории, исчезает, растворяется и рассеивается во времени и в других народах.
Поэтому Гельмут видел впереди много работы – надо организовать, оценить, решить, что оставить, а что нет. Решить, что вредно для Германии, а что полезно…
Он вернулся в купе, присел на мягкий диван. В коридоре раздался звук шагов, потом, отодвигаясь, щелкнула дверь. На пороге стоял офицер пограничной охраны. Сзади него – два фельджандарма, а из-за спин настороженно выглядывал человек в штатском. Офицер вскинул руку в нацистском приветствии:
– Хайль! Прошу документы!
Штатский впился взглядом в Гельмута, опустившего руку в карман дорогого темного костюма. Шель достал бумаги и протянул их офицеру.
– Доброго пути, господин штурмбаннфюрер! – щелкнул каблуками пограничник, возвращая документы. Штатский и фельджандармы неслышно ретировались.
– Скоро отправляемся? – поинтересовался Гельмут.
– Через десять минут, – офицер козырнул и прикрыл дверь купе.
Шель закурил. Минуты прощания с родной землей почему-то вызвали у него чувство неясной тревоги, как на охоте, когда, встав на отведенное тебе егерем место, напряженно всматриваешься в густой сумрак леса и не знаешь – кто оттуда выйдет на тебя, поднятый загонщиками? Выскочит под выстрел трусливо прижавший уши заяц, выбежит гордый олень с украшенной ветвистыми рогами благородной головой или вылезет из чащобы разъяренный кабан?
Хорошо бы вернуться домой к осени, когда плывет по саду горьковатый дымок сжигаемых листьев и хрустит под сапогом первый тонкий ледок на лужах.
Вагон тихо качнуло, поплыли назад станционные строения, перрон, на котором группами стояли фельджандармы, закончившие проверку, мелькнул большой плакат на стене: «Айн фолк, айн райх, айн фюрер!» – «Один народ, одно государство, один вождь!» Кончилась Германия. Теперь пойдут земли бывшей Польши, ныне – генерал-губернаторства.
Гельмут взглянул на часы – пошел уже третий час ночи. Он снял пиджак, аккуратно повесил его на плечики – скоро опять придется надеть форму и натянуть сапоги. Что ж, стоит немного вздремнуть, потом станет не до сна…
Предутренняя темнота загустела, начала отдавать зябким холодом росы, обещавшей
