знания. Его внимание невольно выхватывает из беспорядочной картины реальности то, что он менее всего ожидает увидеть. Это хорошая позиция, обостряющая взгляд писателя, дающая творческому слову новые смысловые оттенки. Зря эмигранты жалуются. Впрочем, они жалуются не зря. Они жалуются на то, что вместо чисто словесной работы, к которой они привыкли с детства, им приходится проделывать новую работу по осмыслению незнакомой действительности, заниматься трудом, от которого они с детства отвыкли.
Удачи на этом пути редки. Они приходят к тем, кто погружается в эту действительность целиком (или не погружается в нее совсем). Об одной из таких удач я хочу рассказать на последующих страницах, но, хотя это желание возникло у меня в связи с книгой, речь пойдет, скорее, о жизни, которая за этой книгой стоит. О драматическом эпизоде этой жизни. О войне в Ливане…
Командир инструктирует солдат перед боем: «Одна из наших главных задач – вернуться домой целыми!» Такое замечание, может быть, не остановило бы внимание писателя-американца. «Поэтому делайте то, что вам говорят, и никуда не лезьте без команды!» – здесь содержится новое для русского выходца обоснование воинской дисциплины.
С этого, в сущности, начинается книга Владимира Лазариса «Моя первая война». Этим, в сущности, она и кончается: «Побеждает тот, кто остается в живых. А каждый знает, что в живых остаться можно только, если воевать, а не бежать». Это слова из интервью, которые В. Лазарис взял у молодого десантника, родом из Вильнюса, историка по специальности. Действительно ли каждый знает, что бегство не спасает? Или, может быть, только историки по специальности?
Книга Лазариса представляет собой короткий военный дневник и 22 интервью, взятых на поле боя у солдат – выходцев из СССР. Автор проявил чуткость к своему материалу: дневник его, не заслоняя картину, вводит читателя в обстановку ливанской войны. Тон дневника подготавливает читателя к шуму разных голосов в интервью и потому намеренно негромкий.
Прочтение книги провоцирует мысль, что, быть может, война, или еще конкретнее, армия сплачивает нас вернее, чем прожитые в стране годы, успехи по службе и знание языка. Мы вместе живем и вместе воюем, значит, мы – один народ. Это не столько силлогизм, сколько чувство. Как всякое чувство, оно сильнее разума. Это чувство господствует во всей книге. Разум же подсказывает каждому интервьюируемому свои собственные пируэты вокруг этого стержня. Большинство из них – молодые ребята, так что они, в сущности, уже не «русские», а израильтяне. Это очень заметно по свободе, с которой они признаются в своих страхах, а также по свободе, с которой они рассуждают о войне и политике. Но сказанное выше об особой двойственности оценок бывшего выходца из СССР остается верным и для них. Во-первых, потому, что кое-что они все же помнят, а во-вторых, потому, что направляет разговор воля автора, и характер его вопросов определяет, конечно, круг их внимания.
«Меня поставили за дерево, прикрывать ребят… Первый пробежал благополучно. Прямо за
