со столом пухленькую, улыбающуюся и необыкновенно приятную женщину. И тут, совершенно неожиданно для себя, полковник понял, что именно такие интонации, запахи и чуть ли не вся атмосфера комнаты запечатлелась в его сознании когда-то чрезвычайно давно.
Тем временем стоявшая рядом женщина, видимо сама хозяйка заведения, заговорила первой:
– Если вы чуточку подождете, то я могу приготовить что-нибудь специально. И не беспокойтесь: вы у меня первый посетитель и для вас уже предусмотрена скидка…
– Скидка? – переспросил Чеботарев и, словно находясь где-то не здесь, непонимающе посмотрел на хозяйку. – Какая скидка?..
Видимо, нечто похожее на смятение отразилось в глазах полковника, и женщина, перехватив недоуменный взгляд Чеботарева, наклонилась к нему и участливо спросила:
– Что с вами, сударь?
– Запахи у вас… – Чеботарев неожиданно для себя улыбнулся и, наконец-то осознав, в чем дело, задушевно сказал: – Домом… Домом пахнет. Из детства…
Тешевич понуро шагал в общей колонне, тупо фиксируя размеренные движения своих грязных сапог. Вместе с ним шли десятки таких же угрюмых офицеров, а вдоль колонны пленных тянулась редкая цепочка конвоя, не без умысла составленная из финнов, пошедших на службу к большевикам.
Колонна двигалась уже не первый день, куда их гнали, никто не знал, но относительно дальнейшей судьбы ни у кого никаких иллюзий не было. Всех угнетала неизвестность, и короткие разговоры, возникавшие время от времени, сами по себе гасли.
Под стать этому монотонному движению мысли Тешевича упрямо крутились вокруг последних событий, и как поручик ни заставлял себя думать о чем-нибудь другом, ничего у него не получалось.
К вящему удивлению Тешевича, несмотря на твердое обещание вертлявого чекиста, его так и не расстреляли. Поручика трижды переводили из тюрьмы в тюрьму, и в каждой из них следователи настойчиво пытались дознаться, что же было во вьюках худосочного обоза, тащившегося следом за отрядом полковника Костанжогло, сумевшего-таки, несмотря на все старания «красных», ускользнуть за спасительный манчьжурский кордон…
По совести говоря, Тешевич не знал, да и не хотел знать, что было в тех ящиках, но, отвечая, может быть в сотый раз, на вопрос очередного следователя о грузе, неизменно твердил:
– Да, были ценности, и большие.
Однако подтвердить, что именно с их отрядом следовала часть золота из банков России, наотрез отказывался, ссылаясь на собственное незнание. Почему он так поступал, поручик отчета себе не отдавал. Просто под словом «ценности» они со следователем понимали разные вещи, а объяснять что-либо Тешевич не пытался, считая, не без основания, что изменение показаний повлечет за собой только новые бесполезные допросы.
Каждый раз после очередной безрезультатной встречи со следователем Тешевич возвращался в битком набитую камеру, из которой каждую ночь людей забирали на расстрел, а он все томился в ней, пока наконец
