было такое, только врал я тебе, поручик, – неожиданно перешедший на «ты» Чеботарев резко повернулся к Яницкому. – Понимаешь, врал. Подсадной я был, а как Виленский смотр вспомнил…
Чеботарев горестно взмахнул рукой и отвернулся. Некоторое время Яницкий ошарашенно молчал и только потом заговорил:
– Но меня же выпустили, а вы обещали и встретили…
– А за это не меня благодари, – перебил Шурку полковник. – Хохлушку, что с тобой в одном вагоне ехала, помнишь?
– Конечно, только она-то при чем? – пожал плечами Яницкий. – Что она могла сделать?
– Да вот смогла… – Чеботарев снова повернулся к Шурке. – Тут, брат, дело такое… Лет десять назад здесь малороссийская труппа подвизалась…
– Гастролировала? Писень спивали? – усмехнулся Шурка.
– Что? – не понял полковник и только потом усмехнулся. – Ну конечно же пели. И она – то ли прима, то ли как. Дальше, как водится, провинциальный роман, замужество, а муж возьми и дослужись чуть ли не до статского. Вот она, как приехала, мужа и отправила к генералу Хорвату за тебя хлопотать, а тот самого дзянь-дуня[10] за шкирку тряхнул…
– Ну а меня тогда кто схватил?
– Да есть тут такой, то ли Чжингунд, то ли как…
В словах Чеботарева была странная недоговоренность, заставившая Яницкого недоверчиво посмотреть на полковника. Было ясно, Чеботарев неспроста заговорил так откровенно, а значит, он ведет какую-то свою игру, и Шурка медленно, с расстановкой, сказал:
– Господин полковник, ну раз вас посадили ко мне специально, выходит, вы знаете, чего от меня хотят?
– Ясно, знаю… Видишь ли, милый ты мой, золотой запас России был в распоряжении Колчака. Из-за него вся драчка. Я точно знаю, какая-то часть этого золота уже здесь, за рубежом, да и твой полковник Костанжогло тоже кое-что знает, вот он и посылал тебя к Миллеру.
– Выходит, всему причиной письмо?
– Выходит, так.
– И что же мне теперь делать?
– А вот это ты уж сам решай. Или ты идешь на Артиллерийскую, к генералу Миллеру, или со мной, на Гоголевскую.
– А там что предложат?
– Службу в интересах господ японцев…
– Думаете, есть смысл?
Еще там, в Цицикарской тюрьме, где вместе они просидели почти неделю, поручик понял, что Чеботарев ох как непрост, и уж если он его встретил тут, в Харбине, и зачем-то притащил в городской сад, то у него конечно же свои виды на Шурку. Пожалуй, это был выход, и поручик решился.
– Ладно, иду с вами на Гоголевскую.
– Ну вот, я в тебе не ошибся, – Чеботарев дружески улыбнулся Яницкому. – Да и идти пока никуда не надо. Их благородие майор императорской армии господин Мияги сейчас сам сюда явится…
Левый берег Сунгари с его пляжами и протоками был испятнан яркими точками цветных зонтиков, навесов лоточников и крышами каких-то явно временных строений. Дальше, чуть
Дзянь-дунь – китайский губернатор провинции.
