Бизина неведомым током, и ему стоило большого труда смятения своего не выдать, привычно склониться к ручке, привычные комплименты произнести…
Поздно ночью, в постели, Бизин вдруг поймал себя на мысли, что его впечатления от знакомства с актриской не наполняются привычным чувством брезгливого самодовольства, к которому он уже привык в обращении с женщинами. Смех! Какие там чувства! Которую хочу, ту и покупаю! Каждый раз, предварительно привычно заигрывая, а то и без «реверансов» укладывая в постель очередную пассию, Бизин знал: наступит утро, после одной бурной ночи или нескольких, и хруст ассигнаций поставит точку в очередной любовной истории.
Сашенька почему-то выбивалась из этого расклада. Почему? Бизин не мог себе на этот вопрос ответить. Может, потому, что не было пока ни торга, ни ухаживаний?
С этим он и заснул под утро. На столе уже неделю лежало нераспечатанным письмо от жены из Германии. Что с ней происходит на баден-баденских водах, его не интересовало. Влечение к супруге он изображал месяца полтора после венчания.
И Сашенька задавала себе вопросы. Новый знакомец, хозяин великолепного зала для выступлений и потрясающего ресторана ей понравился. Красивый, чувственный! И богат! Как богат!
Но самое главное – она чувствовала его искренность. Это было новым и необычным. Как актрису, ее всюду сопровождало лицедейство. На сцене ли, за кулисами… Все эти галантные, самодовольные фанфароны, снисходящие, восторженные, похотливо-голодные, искатели авантюрных похождений или очередной любовной жертвы… А она так устала от игры! На сцене ли, в жизни…
Возникший же в гримерке Алексей Андреевич источал надежность. В нем не было сиеминутного животного стремления получить желаемое по праву самца.
Галантное знакомство продолжилось. После концерта хозяин заведения степенно приглашал за столик, скабрезности не сыпал, больше просто в глаза смотрел, слушал ее глупости. После ужина в экипаже провожал до гостиницы. В номер минутой раньше всегда корзину со свежими чайными розами доставляли, бисквиты и легкое мозельское. Но почтительно целовал пальчики и раскланивался. И Сашенька чувствовала себя с ним женщиной. Нужной, как собеседник, как поверенный в сокровенном. Наконец – просто женщиной, перед которой преклоняются с уважением, а может быть и…
Концерты Островской в Харбине затянулись. Афишки об «единственной гастроли» Бизин приказал снять, не привлекая внимания публики. Устроил шикарный званый ужин, на котором, не сразу, а когда гости основательно разогрелись, громогласно объявил о «величайшей милости, которой удостоился его маленький кафешантан, где продолжит свои незабвенные выступления госпожа Островская, о чем с ней посчастливилось заключить контракт». Пересудов, конечно, хватило, но они быстро иссякли: Бизин не давал повода объявить его разбитным старым ловеласом, получившим дорогую игрушку.
Иногда Сашеньке казалось, что Алексей Андреевич намеревается сделать ей предложение. О,
