на меня. Все, кроме Оливии, теперь следили за моей реакцией.
– Поздравляю, – сказала я, не глядя на нее. – Это чудесно.
– Да. Восторг.
– Когда ожидаешь?
– В апреле. Двадцать третьего апреля.
– День рождения Шекспира. Можно расслабиться.
Конечно, она беременна. Я заставила себя сделать глубокий вдох. Я отодвинула все это в прошлое, намеренно перешагнула через это, но годы ежемесячных напрасных надежд, за которыми последовали инъекции и инвазивные исследования, счета за лечение, физические муки и моральное напряжение, фундаментально изменившее наши супружеские отношения, – все это мгновенно пронеслось у меня в голове.
Папа наклонился над столом.
– Ты не против, если я кое о чем спрошу? – начал он угрожающе-небрежным тоном. – Кто отец?
Оливия сердито стрельнула глазами в его сторону.
– Нет, я против. Я против того, чтобы ты спрашивал об отце, прежде чем поздравишь меня или обрадуешься новости о том, что наконец-то у тебя будет внук. Да, я против, поэтому я тебе не отвечу.
– Какого хрена, Оливия!
Я замерла. Я ненавидела, когда папа бранится. Это всегда означало опасность.
– Сам какого хрена, – парировала моя сестра. – Тебе нужен внук, только если он поступит от чертовой святой Лары, не так ли? Ты не хочешь, чтобы мои второстепенные гены передавались потомству, да? Что ж, Лара не смогла сделать то, что требуется, и похоже, случайно это получилось у меня, поэтому ничего не поделаешь. Привыкай к этому. Все меняется.
Как ни странно, пока папа переводил дыхание, голос подала мама.
– Оливия, – сказала она, подаваясь вперед и заправляя прядь волос за ухо. Она так редко вступала в ссору, что я замерла. Мы все превратились в слух. – Это несправедливо по отношению к Ларе. Ты застала нас врасплох, только и всего. Дай нам, пожалуйста, несколько минут переварить услышанное.
Моя сестра рассмеялась:
– Еще бы! Конечно. Ведь речь идет о вас, ребята.
– Нет, – спокойно возразила мама. Никто не имел ни малейшего понятия о том, что творится у нее на уме, так что мы могли только наблюдать. – Речь, конечно, о тебе и, более того, речь о ребенке. И будет чудесно снова иметь в семье малыша.
Я осознала, что все, кроме Оливии, по-прежнему украдкой поглядывают на меня.
Я посмотрела на сестру, и она встретила мой взгляд с триумфом в глазах. Хотя я слышала, как она плакала (и теперь мне стало понятно почему), и хотя мне было очень хорошо известно, что этой беременности Оливия не планировала, в чем-то она меня победила. И упивалась своей победой.
Я хотела ребенка. Действительно хотела. Как бы ни стремилась я перешагнуть через эту неудачу, все остальное, кроме ребенка, – это лишь запасной план, и всегда им будет.
– Все нормально? – тихо спросил меня Леон.
– Нет, – ответила я. – Пойдем выпьем.
Он окинул взглядом стол.
– Конечно.
