ее лица стало мягче, будто десерт ей понравился. Патрик же продолжал ворочать языком, прижимая пальцы к нижней стороне мраморного прилавка, пока волна возбуждения не прошла. Он снова мог дышать.
– Мне понравилось, – сказала она… нехотя, и Патрик почувствовал отчаяние. Почему она говорит с ним все неохотнее? Она же никогда не сопротивлялась ему – всегда делала то, что он говорил, и, о боже, какие фантазии возникали у него из-за этого! Но теперь она отгораживалась. Все больше, и больше, и больше.
Она не провожала его взглядом, когда в столовой он ставил йогурт ей на поднос, а ее лицо не меняло выражения от его поддразниваний. Он шутил с официантами или другими поварами, которые громко смеялись над его остротами, но не видел, чтобы ее взгляд искрился и сиял, потому что она старалась не отвлекаться от своей работы. Сразу после той чертовой драки с Люком все стало очень плохо – Сара настолько перестала замечать Патрика, что он даже начал сомневаться в собственном существовании. Будто стал призраком, пытающимся привлечь внимание живых.
Возможно, он погубил себя в ее глазах, когда ввязался в драку с ее супергероем Люком, который получил массу удовольствия. Да и Патрик тоже, черт возьми, наслаждался битвой, но теперь начинал спрашивать себя, не сделал ли он очень большую ошибку.
Вчера вечером Сара даже не прикоснулась к купленному им пиву, черт побери. У Патрика появилось неприятное ощущение в животе, ставшее еще одним поводом выпить после того, как она уехала (а их у него и без того было слишком много). Да еще когда он проводил Сару и вернулся в бар, то его ждало не выпитое ею холодное пиво, и его пришлось выпить, иначе оно бы согрелось…
– Но не так, как оргазм? – решил пошутить Патрик.
Люк поднял голову и, прищурившись, угрожающе посмотрел на него.
«Да мне просто нравится заставлять ее произносить слово «оргазм» – понятно? Мне нравится, когда она так говорит, особое чувство расползается по всей моей коже и на оставшуюся часть дня лишает меня чертова рассудка. Иди на хрен, Люк. Не похоже, что ты и сам в здравом уме.
И на самом деле я не домогаюсь ее. Если бы она попросила меня остановиться, то я бы сразу… я бы стал действовать иначе».
– Десерт… вкусный и осязаемый, в противоположность оргазму, – медленно и совершенно серьезно проговорила она, будто твердой рукой спокойно отвела от себя его фривольность и пресекла ее в один момент. Конечно, если бы он стал действовать иначе, – накормил бы ее, взял за руку и повел, – то она уступила бы и сделала все, что ему угодно.
И все же она каким-то образом никогда не позволяла ему выходить сухим из воды. Ему это было чрезвычайно неприятно – ведь власть была у него, и он всегда рассчитывал, что ему все сойдет с рук. «Патрик, ты гребаный ублюдок. Putain d’enculé, va»[31].
– Мне понравилось, – повторила Сара.
– Хм. – Патрик смотрел на маленький завтрак, не зная, что и думать. Наверное, нет нужды в том,
Putain d’enculé, va – очень грубое ругательство (
