передернуло. Наверное, сама обстановка в комнате навевала такие мысли. Зеленые стены, словно усиливающие клаустрофобию, и маленькие грязные окошки с видом в никуда, вернее, на серую стену такого же мрачного здания. Даже дверь тут походила на вход в морг – с крошечным вырезанным отверстием вместо нормального стекла в большой просторной раме. И, разумеется, здесь было тихо, как в могиле. Впрочем, тишина царствовала повсюду. Хотя из восьми стеклянных палат только две сейчас были заняты. Одна находилась в дальнем конце – та самая, которую я ошибочно приняла за палату Дэвида. Она просто кишела медперсоналом. Взбудораженные врачи и медсестры суетились вокруг пациента, все с серьезными лицами, все заняты своим делом. В панике я схватила за руку сестру-азиатку, которая провела меня в отделение, сильно сжав ее тоненькие, как у птички, косточки.
– Это палата Дэвида? Там мой муж? – спросила я охрипшим от ужаса голосом.
– Нет-нет-нет, – тут же мелодично пропела она, указывая таким образом на мою ошибку.
Ее огромные темные глаза миндалевидной формы показались мне особенно добрыми. Я даже подумала, что скучная одежда медработника совершенно не шла ей. Она куда лучше смотрелась бы в роскошном и трепещущем на ветру шелковом сари. Нет, ее не должно было быть вот здесь, в этой обстановке. Впрочем, как, наверное, и Дэвида, и меня самой.
– Палата вашего мужа – в самом конце коридора, – сказала сестра, но, едва я повернулась в нужную сторону, как она заставила меня пройти (применив при этом удивительную силу) в противоположном направлении. – Сейчас им занимаются врачи, – пояснила она.
Я послушно шла за ней, вытянув шею туда, где сейчас медики обследовали моего мужа, стараясь разглядеть хоть что-нибудь. Разумеется, мне это не удалось, поскольку окна палаты закрывали опущенные жалюзи. Это было сделано для того, чтобы ничто не мешало персоналу в палате заниматься своим делом. Разумеется, самому пациенту такое уединение было совершенно ни к чему. Вот и тому мужчине такая дополнительная защита была абсолютно безразлична. Я успела заметить, что он, очевидно, был без сознания и при этом подключен к огромному количеству всевозможной медицинской аппаратуры. От этого его палата казалась неким подобием центра управления космическими полетами.
Минут через двадцать ожидания под ярким светом флуоресцентных ламп я почувствовала, что у меня начинают болеть глаза. Поэтому я выключила освещение и сидела в полумраке с одним только боковым фонарем да еще слабым мерцанием китайских фонариков, которыми была обвешана унылая искусственная елка. Она стояла на низеньком столике у стены и была раза в четыре меньше той, что сейчас украшала наш дом, а изяществом не напоминала ее даже отдаленно. Я меняла цвет елочных украшений каждый год. В этом году выбрала серебристый и голубой перламутровый. В январе я сниму все украшения, пожертвую их благотворительному магазину, а уже в следующем декабре все повторится снова. Дэвид обратил на это внимание
