очень любил именно эту стопку, самую обыкновенную, хранил ее отдельно от других в углу верхней полки серванта, который смастерил собственными руками.
Жизнь прекрасна и удивительна
Следом за мной, через год Лилька Гуревич тоже закончила институт. Но ей, в отличие от меня, дали свободный диплом, так как признали по медицинской справке повышенную нервную возбудимость и еще кучу болячек. Это, конечно, Рита Евсеевна вовремя подсуетилась, увидев мои мытарства с дипломом. Так что Лилька после госэкзаменов оказалась сразу вольным казаком, ей не надо было ехать на отработку диплома о высшем образовании к черту на кулички, как мне. Волю-то дали, а что толку. Куда Рита с ней ни совалась, никому не хотелось брать на работу не совсем здоровую девицу, пусть и с верхним образованием. Да еще заику и с несмываемым пятном в биографии – жирным пятым пунктом.
А может, это обстоятельство и было на первом месте. У нас начальник отдела кадров, как махнет лишку, так откровенно, никого не стесняясь, признавался: евреев ни на материалку, ни в бухгалтерию ни ногой. Он поднимал указательный пальчик кверху, потом подносил ко рту:
– Там сказали, ни в коем случае, ослушаешься, тебя попрем на пенсию.
Лемешко артистически выдерживал паузу, косил взгляд на недопитую бутылку водки, спрятанную за ножкой стола, глубоко вздыхал, наливал еще полстакана и продолжал плакаться, что у него их вон сколько, покуда здесь сидит, так и они здесь ошиваются, а выгонят его, бедного, так и с ними церемониться не будут, по жопе ногой следом.
– Я всех проверяю, – выпитое добавляло металла в голос, – всех подряд, и мне наплевать, что там обо мне думают. Все, разговор короткий: больше никого, своих жидов хватает, даже за суржиков скулу свернут, так больно по морде моей хохлятской врежут.
Рита Евсеевна с Лилькой покрутились, сунулись в одну лавочку, другую. Бесполезно, всюду от ворот поворот. Вдоволь накормленные пустыми обещаниями: зайдите через дней десять, позвоните через недельку, может, что-то найдется, они притащились к нам. Разговор не клеился, да и что я им могла сказать? Но с тех пор Лилька опять, как в школьные годы, зачастила к нам домой. Я припираюсь с работы никакая, а она меня уже поджидает. Бабка и так, и сяк объясняла ей, что я устаю, но она пропускала это мимо ушей. Упрямая, зараза, если ей что-то надо, все равно своего будет добиваться. Так добивалась бы в тех конторах, куда ходила, обещали же ее пристроить вместо какой-то девахи, уходившей в декретный отпуск. Целый месяц за ее еврейский нос водили. Правда, потом оказалось, что никто в этой конторе и не собирался рожать, так от Лильки просто открестились.
Мне жалко было подругу. И с кавалерами у нее ничего не получалось. При такой ее внешности в Одессе нужно иметь или большое счастье, или семью, где денег куры не клюют. А у них что клевать было? Цепочка на тонкой Ритиной шее и еще сережки, даже не знаю, золотые ли. Я, признаться, с моей работой ухажерами тоже похвастаться не могла. Кончились они. Это пока учишься в институте, все
