арпеус, пора.
Это он мне такую кличку придумал, а еще – арпенариус. Что это такое до сих пор не знаю, но на всю жизнь запомнил. К нему самому в домашнем кругу приклеилось – яичко – с ударением на «я», коллективное творчество гостей, не переводившихся в доме.
– Что, еще дрыхнет? – на помощь деду приходит бабушка. – Ваня, идем завтракать. Без него пойдем, пусть спит.
Бабушка – женщина боевая, с жестким характером, слово свое сдержит, одни уйдут. Они с дедом одногодки, оба в Гражданскую партизанили в Забайкалье, там и познакомились. После собрания, где деда в партию принимали, бабушка уже в ней состояла, на четыре года раньше вступила, до революции, еще в киевском своем подполье. Это когда дед служил рядовым в Преображенском полку.
Как без меня? Накануне только и разговоров было, что меня берут с собой, и я представлял, как гордо – на зависть дворовой ребятне – шагаю между ними. Брючки, белая рубашка, галстук наглажены; как раз перед Первомаем приняли в пионеры, я научился так завязывать его, чтобы узел был побольше, так, мне казалось, красивее.
Я сбрасываю с себя на пол одеяло – к неудовольствию бабушки, она не любит это, аккуратистка, все у нее разложено по местам, как положено.
– Мишка, собери постель, – слышу ее голос-приказ, – быстро умываться и за стол.
Успеваю глянуть в окно, небо заволокло, по стеклу стекают тонкие струйки, дождь мелкий-мелкий.
Дед уже при параде – генеральский мундир в орденах: три Ленина, Кутузова I и II степени, это я точно помню, а еще куча медалей. Бабушка в коричневом вязаном костюме, тоже при наградах, седые волосы красиво уложены. Вот так в свой Сокольнический райком партии она ходит на работу.
24 июня 1945 года. Мы идем на Красную площадь на Парад Победы. Сколько лет хранил я эти пропуска, в которые каллиграфическим почерком были вписаны имена деда – Барсуков Иван Антонович и бабушки – Шлаен Роза Ильинична, как самую драгоценную реликвию, и так и не уберег, куда-то пропали. На меня пропуск не требовался, только каждый раз, пока мимо Боровицких ворот, а затем по Кремлевской набережной мы добирались к своим местам на гранитных трибунах между Спасской башней и Мавзолеем Ленина, на каждом милицейском кордоне, когда проверяли документы, спрашивали: «Ваш внук? Проходите». И отдавали честь – деду.
Идти-то всего-ничего, может, километр с хвостиком, но для деда это целое расстояние, потому и вышли заранее. Часто останавливаемся. Нет, даже не одышка – ноги. Заболели сильно, после того, как перед самой войной в санаторий укатил. До него все было нормально, сколько он со мной возился на Патриарших прудах, где они раньше жили. Как там его в этой здравнице лечили?.. Одно лечат, другое калечат.
Какой с меня, тогда второклассника, рассказчик про тот парад? Что-то, конечно, ухватил детской памятью – как Жуков выезжал на белом коне из Спасских ворот, а навстречу ему Рокоссовский, тоже на лошади, только не на белой, строй войск, как швыряли немецкие знамена к подножью Мавзолея. Сталина видел, когда он
