что-нибудь желаете? – спросила киоскерша, пронизывая Косихина карим взглядом.
– Посмотреть подошел, – пробурчал Косихин.
– Глядите. Может, купите кофе? Ваши больше все на чай налегают, – ненавязчиво предложила она.
– Спасибо, от кофе я плохо сплю, – покривил душой старшина, опасаясь, как бы вежливая торговка не заставила его раскошелиться.
Ничего нового, кроме нескольких шоколадок в пестрых глянцевых упаковках, в предложенном ассортименте не имелось. Пора было уходить, но необъяснимая сила тянула магнитом к голубому ларьку, не давала уйти прочь. Причина таилась, вероятнее всего, в вежливом поведении смуглянки. Она первой пошла на контакт.
– Меня зовут Хафиза, по-русски, не знаю, как перевести.
В открытом окне показалась ее рука. Косихин осторожно пожал ее своей лапой, нуждающейся в воде, мыле и ножницах.
– Василий.
– Вот и познакомились.
В воздухе повисла напряженная пауза.
Неожиданно блуждающий взгляд Косихина выхватил среди разноцветья шоколадных оберток маленькую яркую упаковку с резиновым изделием, известным всему взрослому населению.
Дурашливо хихикнув, он ткнул корявым пальцем в стекло скворечника:
– Неужели покупают?
Хафиза пожала плечами:
– Авось пригодится кому-нибудь. Тебе, например.
Последние слова Косихин пропустил мимо ушей.
– Кораном не запрещено? – спросил он.
– Коран – для нас, а это – для ваших солдат.
– До конца командировки точно не пригодится, – уверенно заявил Косихин. – Не те условия… для размножения.
В поведении Хафизы появилась некоторая раскованность.
– Ой ли, солдатик? Как у вас, русских, говорится: зарекался кто-то куда-то не лезть. Вон ваши поварихи-девочки – хоть куда! В поселке русских женщин полно, глядишь, и пойдет мой товар нарасхват. Ты вот тоже – мужик в самом соку, тебе женщина нужна.
– Да ну тебя! – отмахнулся старшина. – Заболтался я с тобой.
Подхватив автомат, он почти бегом поспешил к третьему посту.
– Слышишь, Василий, будешь свободным от службы – забегай, поговорим… – прозвенел ему вслед сладкий голос Хафизы.
Оглянись он в этот момент – встретил бы совсем иной взгляд, колючий и испепеляющий. На губах бывшей преподавательницы психологии пединститута играла уже не доброжелательная улыбка, а злобная усмешка.
– О чем ты, Косихин, так долго махал метлой с новенькой? – спросил у него дежуривший на посту Беляков.
– Поговорили малость за жизнь. Ничего баба, с соображением, – двусмысленно ответил Косихин, прикуривая сигарету.
Беляков расхохотался, видя, как пыжится старшина, напуская на себя важный вид.
– Скажи
