смеши, Кирюшка… Знаю я этого Рогова. Таких слов, как «долг» и «совесть», в его лексиконе отродясь не было. Ну, разве что на публику, для красного словца… А что, девочка в одном доме с ним будет жить?
– Нет, она будет жить у его сестры в другом городе.
– Ага, ага… А он, стало быть, будет ее содержать до совершеннолетия…
– Может, опека еще не разрешит, мам!
– Да разрешит, куда денется. Рогов умеет чиновников покупать. А там одни бабы работают, страсть как до денег жадные.
– Мам, нехорошо так думать о людях. Какой ему смысл чиновников покупать? И вообще… Ты не обижайся, конечно, но у тебя с годами привычка выработалась – всех кругом виноватыми заранее делать. Профессиональная подозрительность. Надо с этим как-то бороться, честное слово. И не говори мне, что яйца курицу учат, потому что со стороны виднее, у меня глаз незамыленный!
Мама будто не слышала. Поставила перед ней тарелку с картошкой, медленно опустилась на кухонный стул. Сидела, глядя прямо перед собой, барабанила пальцами по столу. Потом вдруг произнесла тихо:
– Чует мое сердце, накосячила ты с этим дознанием, Кирюшка… Все как-то не так, все неправильно. Нет, сама-то подумай, раскинь мозгами! Если у бабы все хорошо, если она замуж собирается, не станет она…
– Мам! Я ж тебе говорю – они с Роговым поссорились!
– Нет, это как же поссориться надо, чтобы саму себя порешить? Нет, не нравится мне все это. Завтра пойду поговорю с Павлом Петровичем… Тут много чего выяснить надо…
– Мам, да ты что! Не смей этого делать! Я это дознание веду, а не ты! Если ты это сделаешь, я рапорт на увольнение напишу, поняла? И уеду! Я ни за что не буду работать рядом с тобой, если ты это сделаешь, поняла?
– Да куда ты уедешь, господи… Кто и куда тебя на работу возьмет, без протекции, без прописки? Что ты меня пугаешь все время?
– А я тебя не пугаю. Я правда уеду. Пожалуйста, прекрати давить на меня своим авторитетом! Иначе из меня точно ничего не получится! Ну как ты этого не понимаешь, а?
– Да понимаю я, понимаю…
– Значит, так и решим. Если ты завтра пойдешь к Павлу Петровичу, я тут же кладу ему рапорт на стол. Я серьезно говорю, мам.
– Это шантаж, Кирюшка. Нельзя так.
– А что еще остается делать, если ты меня не слышишь?
– Ладно, черт с тобой… Пусть будет по-твоему. И в кого ты у меня такая самолюбивая, а? Такая исключительная вредина?
– Так в тебя, мам… Больше не в кого. Спасибо за понимание. И за вкусный ужин… Так не пойдешь?
– Говорю же – черт с тобой… Возьму грех на душу…
Часть III
Рогов плеснул в стакан щедрую порцию виски, сделал большой глоток, поморщился. Зря он пьет, наверное. Сердце опять пошаливает. Но зато виски снимает озноб – тот самый, душевно мучительный, черт бы его побрал.
Наверное, он все-таки болен. Да, болен. Сколько ни убеждай себя, что мучительная любовь-озноб – это
