– этот – кровь???
Лицо его застыло в таком комичном удивлении, что, несмотря на пережитое потрясение, Надя не сдержала улыбки, хотя слёзы ещё лились из глаз.
– Ты что, не понимаешь? Я же тебе говорила: я ни с кем не была!
Он то ли вздохнул, то ли простонал, – и тут же оказался рядом; нежно, бесконечно нежно обнял её, осторожно прижал её голову к своему плечу, гладил и дышал в волосы. Что он мог сказать? Только тихо целовал лоб и щёки, смахивал слезинки, а они набегали вновь и вновь.
Каким идиотом, каким непроходимым тупицей он себя чувствовал. Как он мог не понять?! «Даже не думал, даже в голову не приходило!» Какая оплошность!! Чего только он не думал о ней за эти дни, да, чего только не думал! И всё равно она оставалась желанной – только не это, Господи! Ты свидетель, Господи, только не это! Происшедшее обрушилось на него, как лавина. Он был смущён и растерян.
– Мне надо привести себя в порядок. Где здесь?… – спросила она.
Он подробно объяснил ей дорогу, вернулся в комнату. Из зеркала на него глянуло вытянутое лицо со вздувшейся на лбу кровавой полосой. Рубаха была растерзана. Из крохотных ранок на шее и на груди сочилась кровь. Разглядывая своё отражение, он поправил рубашку, прижёг одеколоном ранки; сморщившись от боли, ругал сам себя, но то, что он сейчас испытывал, было далеко от раскаяния, и стоило ему это осознать, как на его губах промелькнула и исчезла самодовольная улыбка.
Потом он танцевал для неё, и она любовалась его движениями, исполненными врождённой грации и благородства; шевелил плечами и лопатками, и они трепетали, как сложенные крылья, и чувствовал, как от её улыбки в его душе распускается прекрасный цветок – как разворачиваются нежные, мягкие лепестки, излучая тихий мерцающий свет.
– Рисуй меня! – он протянул ей карандаш и лист бумаги, и когда её глаза – серьёзные, серые, с мокрыми ресницами, погрузились в его глаза, – лепестки цветка мелко-мелко завибрировали… Но её взгляд был спокоен и по профессиональному скуп. И тут ему впервые пришло в голову, что для юной двадцатилетней женщины, которая и женщиной-то стала только сейчас, она держится просто великолепно. По её лицу, изящно-небрежным движениям и особенно по её бесстрастному взгляду нельзя было понять, что происходит у неё в душе.
– Почему ти никогда не называешь меня по имени? – спросил он.
– Почему? Я называю.
Он усадил её к себе на колени.
– Как? Я не слюшал.
– Кунди.
– Ка-ак?
Надя смешалась, опустила глаза, но тут же вскинула их и спросила озорно:
– А как тебя зовут?
И тут его накрыло лавиной во второй раз: он мечтал о ней, бредил ею, звал её, а она даже не знает его имени! И смеётся! Но он быстро проглотил обиду и постарался ответить ей в тон:
– Целюй меня десять раз, тогда скажу.
– Раз… два… – её губы с комичной серьезностью
