Только вот хитрость эта обычная, человеческая. Искусники, конечно, свои секреты не выдают, кормятся они с них. Но разве станет настоящий чародей на ярмарке кривляться за горстку медяшек?
Вскоре появилась горячая вода. Ну что ж, посмотрим.
На время вылетели у меня из головы и тягостные мысли о людях Бога Истинного, и память о наставнике – точно мёд диких пчёл, сразу и горькая, и сладкая. Остался только этот странный Алан. Когда отмыла я его (ух, и сколько же тряпок ушло!), оказалось, что кожа у него непривычно светлая, как у людей с дальнего севера. И хотя большой он и тяжёлый, а по всему видно – слабоват. Такие руки ни мотыги не держали, ни меча, ни кузнецкого молота. Уж не высокородный ли он из Внутреннего Дома? А то и светлый держатель? Но уж больно имя чудное.
А вот раны его оказались не столь страшны, как думалось мне поначалу. Крови вытекло не так уж много, главные жилы не задеты, и руки-ноги вроде не переломаны. Рёбра… С рёбрами хуже, одно-другое, похоже, треснуло. И ушибов полно, будто толстыми тростниковыми палками его отходили. Да ведь и после палок люди встают. Что там с головой, пока неясно, били крепко. Но жить уж точно будет.
Что ж, дело знакомое. Есть у меня, к счастью, нужные травы. Заварю зелья да натру, смешаю с гусиным жиром, сготовлю мази.
– Как он, тётушка Саумари? – подал голос мальчишка, доселе молча сидевший на корточках в углу. – Вылечишь?
Я повернулась к нему.
– Лечить буду. А вот вылечу ли – это уже не ко мне. Это, – во рту у меня сделалось кисло, – как боги сообразят. Крепко твоего господина отделали. А вот за что его добрые люди камнями побили, ты мне сейчас и разъяснишь.
Гармай зыркнул на меня спелыми виноградинами глаз.
– Ничего себе добрые! Ну ты, тётушка, и скажешь. Как звери набросились. Ну чистые разбойники!
– Знавала я разбойников, – разговор не мешал мне растирать сухие стебли травы острожара. – Те своё дело знают. Камни – это не их оружие. Порезали бы разбойники господина твоего. Заодно бы и тебя порезали, чтоб государеву стражу не навёл. И серебришко всё бы выгребли. А тут гляди как благородно! Рук, значит, добрые селяне марать не стали. По древнему закону, камнями. А древний закон что говорит? Конокрада разрывают конями, поджигателя медленным огнём палят, вору руку рубят, соблазнителю чужой жены ясно что режут… А камнями – это значит, богохульника. И кто же, выходит, твой господин?
Мальчишка опустил голову, но промолчал.
– Ты мне молчать не смей! – закончив делать мазь, я принялась осторожными круговыми движениями втирать её в кожу Алана, стараясь не слишком давить на посиневшие места. – Раз уж ко мне прибёг, всю правду и выложишь, сам. А не то, – я решила, что пришла пора пугать упрямого парнишку, – заклятье чёрной луны на тебя наложу, под заклятьем-то у любого язык развяжется. Только вот потом худо тебе будет. Чёрная луна твоё сердце изнутри выест…
Я резко подалась к нему – и едва сдержала изумление. Любому на
