экстаза, который быстро сменялся тусклой скукой, возвращавшей привычную душевную боль. И тогда она решительно рвала с очередным, все еще страстно влюбленным в нее другом, и начинала искать себе новую жертву. Она предпочитала женатых мужчин – их притязания на продолжение связи были обычно менее настойчивы, так что от них легче было отделаться, но главное, особое ее удовольствие состояло в минутном торжестве над их женами, счастливицами, не потерявшими мужей на войне. Немудрено, что захваченная этим спасительным круговоротом свиданий и разрывов, она с трудом находила время для Ури.
И только когда до ее сознания дошло, что она едва не потеряла и сына, которого, как когда-то мужа, могла бы скосить бессмысленная автоматная очередь – она как бы умерла и воскресла уже другим человеком. Старая боль осталась там, в другой жизни, в которой потерялась жестокосердая охотница Клара, и на смену ей пришла новая боль – за сына. За год его болезни с Клары словно сошел былой лоск – она все еще была хороша собой, но в ней перестал пульсировать призывный эротический сигнал, сводивший с ума всех встречных мужчин.
Нельзя сказать, что у нее не было больше романов, – привычка и репутация делали свое дело, но интенсивность этих романов была несравнима с интенсивностью прошлых. Их становилось все меньше и меньше, а за последний год они совсем сошли на нет – никто не вызывал ее особого интереса, да и желающих, пожалуй, было не так уж много. И в результате она оказалась среди ночи на скоростном шоссе Иерусалим – Тель-Авив одна-одинешенька с проколотым колесом и с незалатанной запаской. И неизвестно, чем бы это приключение окончилось, если бы ей не подвернулся любезный чешский интеллигент с хорошими манерами, который, затягиваясь сигаретой, задумчиво ответил на почти позабытый ею вопрос:
– Я уже не помню, откуда я это знаю, но это точно – он был сутулый и низкорослый. Моя голова иногда напоминает мне старый архив, вроде тех, в которых мне приходится рыться, – столько там всякого никому не нужного мусора.
– Но и нужный мусор там тоже есть? – с невесть откуда взявшейся игривостью поддразнила его Клара, одновременно ужасаясь внезапно нахлынувшему на нее непреодолимому желанию прислониться щекой к твердому плечу этого совершенно незнакомого иноземца. А он, словно угадав ее желание, – а может и он хотел того же? – протянул руку и отвел от ее лица упавшую на глаза прядь волос:
– Кое-что нужное, пожалуй, там тоже есть.
Ей на миг показалось, что он сейчас ее поцелует, и она задохнулась от остроты ожидания, но он, слава Богу, отстранился и принялся раскуривать свою погасшую сигарету. Она разглядывала его профиль со смешанным чувством разочарования и облегчения – черт его знает, чтобы ей следовало сделать, если бы он ее и впрямь поцеловал. Да и чтобы она могла сделать, запертая с ним наедине в крошечном цивилизованном пространстве машины посреди бесконечного ночного безлюдья? Ведь она ничего о нем не знала, кроме того, что он ей само себе рассказал. Она даже
