что при современных средствах связи Фишер моментально узнает о рекомендациях Флора и предпримет контрдействия, затрудняющие Спасскому атаковать!»
Так и виделась картинка: специальный агент Фишера покупает в киоске «Вечернюю Москву», находит рекомендации Флора, переводит и отправляет выведанный секрет через американское посольство в Москве в посольство США в Рейкьявике. Как раз поспеет к началу следующей партии. А если не забывать о том, с какой «нежностью» относился Фишер к соотечественникам-дипломатам, то, быть может, и к окончанию матча.
Отказ Ботвинника
Любителей шахматных историй, во множестве рассказанных блестящим журналистом Виктором Львовичем Хенкиным, с удовольствием отсылаю к книге его тезки, гроссмейстера Виктора Львовича Корчного «Шахматы без пощады». Воспоминания Виктора Хенкина, опубликовавшего в «Комсомольской правде» в дни работы ХХУ съезда КПСС шахматный комментарий под заголовком «Пешки – душа партии», о людях и времени, озаглавленные «Со своей колокольни», книгу венчают. Я же приведу здесь две истории, о которых поведал мастер шахматной журналистики, и обе имеют отношение к Михаилу Моисеевичу Ботвиннику.
«После того как Виктор Львович Корчной не вернулся из поездки в Голландию и попросил там политическое убежище, – пишет Хенкин, – спортивное начальство предложило подписать коллективное письмо с резким осуждением коллеги-невозвращенца. Лишь немногим удалось избежать позора. Среди них – Михаил Моисеевич Ботвинник, чей отказ от подписи имел для меня неожиданные последствия.
Тем же летом 1976 года я провел неделю в пионерском лагере „Орленок“, где написал статью о шахматной школе Ботвинника, проводившего там очную сессию. Статья была опубликована в одном из ближайших номеров газеты „Комсомольская правда“, шахматным обозревателем которой я значился, и привлекла внимание.
На следующий день меня вызвал тогдашний редактор газеты Л. Корнешов.
– Вам известно, – спросил он, – что Ботвинник отказался подписать письмо советских гроссмейстеров, осуждающих бегство Корчного?
– Известно, – ответил я. – Ботвинник никогда коллективных писем не подписывает.
– А вам известно, – продолжал он, – что „Голос Америки“ назвал вашего Ботвинника „совестью советских шахмат“?
Я промолчал. В те времена слушать „Голос Америки“ и прочие „вражеские“ голоса запрещалось. Передачи глушились специальными установками, однако российские умельцы ухитрялись ловить их даже на свои хилые приемники.
– В такой момент, – продолжал главный редактор, – вам не следовало предлагать к публикации материал о Ботвиннике. Вы допустили политическую беспринципность.
Я почувствовал себя, как на партийном собрании, на котором, к счастью, никогда в жизни не бывал.
– Лев Константинович, – произнес я на голубом глазу, – могу ли я расценивать ваше
