говорит, что приличные девушки не должны носить рабочую одежду. Но иногда мне хочется быть как все другие… неприличные девушки.
Она фыркнула на последней фразе, и Николай прикрыл ладонью глаза от солнца. Яркие лучи, отраженные от стекол дома, казалось, просвечивали ее насквозь. Соня почти бежала к крыльцу, и он поплелся следом в прохладу горницы за крахмальными клетчатыми занавесками.
– Что, если я надену шорты? – сказала она, покосившись через плечо, и продолжила копаться в чемодане. – Хотя там кусты и крапива. Ладно, пусть будут джинсы.
Она натянула короткую трикотажную майку, поддернула молнию и победно посмотрела на дверь.
– Все, я готова! Ах, ну да… Ты голодный. А что у нас на обед?
За обедом нагулявший аппетит профессор уплетал еще теплую картошку из чугунка, отламывал от толстого ломтя кусок хлеба, хрустел сорванным с грядки огурцом. Соня задумчиво скатывала в пальцах хлебные шарики, отрезала от огурца тоненькие кружочки и все время высматривала что-то за окном.
– Что там? – не выдержал муж и отогнул край занавески.
Огород ничуть не изменился, даже ветер не шевелил ветки деревьев, но Соня все равно не могла оторвать глаз от пейзажа.
– Просто красиво и необычно. Ты уже поел? Где тут моют посуду?
– Не думай о посуде. – Николай поцеловал нежное, едва тронутое северным загаром запястье. – Это моя забота. Ты все еще хочешь на реку?
Она вскочила со скамейки и бросилась к двери, как молодой пес, услышавший магическое слово «гулять». Однако, не почувствовав за спиной ответного энтузиазма, возле порога обернулась и виновато опустила глаза, пытаясь скрыть затаенную радость. Они прошли сквозь залитый солнцем огород и прохладно-тенистый сад и остановились перед незапертой калиткой, которая уже не первый год зарастала крапивой и бурьяном. Не без труда им удалось пробиться через заросли травы и покинуть обжитую территорию двора. За забором начинался спуск, и они с осторожностью продвигались среди сорняков, нащупывая под ногами тропинку. Сонина ладонь нетерпеливо подрагивала в его руке.
У воды резко пахло тиной, и Николай поморщился. Он еще помнил запахи детства, когда берега не были захламлены. Но Соня не замечала принесенных прибоем пивных банок и рваных пакетов с почти стертыми надписями «Чипсы». Она смотрела то ввысь, где неторопливо парили и лениво переругивались чайки, то на воду, которая серебристым потоком несла травинки и листья из затопленной березовой рощи, а потом обратила к мужу сияющие глаза.
– Такое раздолье! Какие краски! Если не смотреть в сторону пристани и не оборачиваться на деревню, то кажется, что никакого двадцатого века нет и в помине!
– И забыть, что дохнет рыба. Что затоплены луга и леса, – подхватил профессор.
– Все так плохо?
– А ты телевизор не смотришь?
– Почти нет. Илья говорит, что современный человек и так получает сплошные
